В Австралии дело обстояло совершенно иначе. Широко практиковалось условно-досрочное освобождение, которое можно было заслужить усердным трудом. Кроме этого, была еще система, по которой из каторжников можно было выкупиться – многие из них, еще не отбыв срока, получали земельные участки и зарабатывали на них на выкуп. Были среди них и такие, кто, отбыв свое, «приподнимались» очень высоко. Несколько примеров. Ричард Фитцджеральд, лондонский уличный мальчишка, за всякую «мелочовку» получил пятнадцать лет каторги, но буквально через несколько лет был освобожден за «выдающуюся работу и образцовое проведение». Мало того: был назначен заведовать сельским хозяйством и складами в городе Виндзор. По-моему, в такой карьере нет ничего удивительного. Человек, у себя на родине не имевший никаких шансов выбраться из уличной канавы, получил шанс зарабатывать честным трудом и использовал его по полной. Довольно быстро он стал владельцем немалых размеров бара и подрядчиком на строительстве большой церкви Св. Матфея. Ох уж этот «целебный и благотворный» австралийский воздух, о котором некоторые талдычили еще долго…
Судьбы других бывших каторжников складывались еще фееричнее. Неграмотный рабочий из Манчестера Сэмюэль Терри получил семь лет каторги за не такую уж мелкую кражу – спер на родной фабрике ни много ни мало четыреста пар чулок. По сравнению с несколькими курицами, украденными Фергюсоном или браконьерски добытым в господском лесу кроликом это, пожалуй, многовато. Освободившись в 1807 г., он, несмотря на неграмотность, стал в Сиднее успешным трактирщиком и ростовщиком, а потом и сущим лендлордом по английским меркам. К 1820 г. уже владел девятнадцатью тысячами акров земли.
Мэри Рейби получила семь лет каторги за кражу лошади, совершенную ею в тринадцать лет (шустрая, должно быть, была девочка, конокрадством обычно промышляли хваткие мужики, прошедшие огонь и воду). Освободившись, удачно вышла замуж и с размахом занялась грузоперевозками и торговлей недвижимостью. В 1820 г. ее состояние оценивали в 20 000 фунтов стерлингов.
И наконец, каждый отбывший срок получал в собственность тридцать акров земли (ее, бесхозной целины, в Австралии было хоть отбавляй) – и очень многие стали успешными земледельцами и овцеводами. При такой политике местных властей нет ничего удивительного, что после отбытия срока в Англию возвращался лишь один каторжанин из четырнадцати. Постепенно Австралия перестала быть «Чертовым островом», как ее сначала называли, – и со временем туда хлынул поток уже свободных людей из тех, кто на родине занимал самое жалкое положение, а в Австралии получал шанс если не разбогатеть, то жить вполне достойно. Поток этот стал вовсе уж бурным, когда в Австралии нашли золото и вспыхнула «золотая лихорадка» не слабее калифорнийской 1848 г.
Все вышеописанное не имеет никакого отношения ни к гуманизму, ни к филантропии. Это результат целеустремленной политики, которую проводил губернатор Нового Южного Уэльса в 1809–1821 гг. Лаклан Маккуори, кадровый офицер, дослужившийся до командира полка сипаев в Индии. Человек был интересный, незаурядный, сложный. Современники прозвали его «просвещенный деспот» – для чего были все основания. Если сравнивать его с кем-то из персонажей отечественной истории, пожалуй, лучше всего подходит сравнение со сталинскими «железными наркомами», в круг которых Маккуори, я полагаю, легко бы вписался. Как и они, Маккуори был жесток, но не ради жестокости как таковой, а лишь когда видел в этом необходимость. Как и «сталинские соколы», Маккуори в первую очередь строил – с таким же размахом. Он задался целью превратить Новый Южный Уэльс в богатую, процветающую, самодостаточную колонию – и ведь заложил для этого немалую основу!
Черная страница в истории Австралии – отношение белых колонистов к коренному населению – маори. Ради въедливой исторической точности нужно уточнить, что маори не были таким уж «коренным» населением. В Австралию они приплыли в XIII в. и начисто вырезали тогдашних аборигенов, о которых до сих пор почти ничего не известно. Археологические раскопки в местах, где они когда-то обитали, запрещены на самом высшем уровне. Их огромный город, открытый не так давно, официально закрыт для исследований на 65 лет (о причинах такой политики я подробно писал в одной из прошлых книг, так что повторяться не буду). Не зря давным-давно гуляет пословица: «Каждый коренной житель – предпоследний завоеватель». Разумеется, это ничуть не оправдывает форменный геноцид, который англосаксы учинили народу, насчитывавшему примерно 300 000 человек.
Столкнулись два мира, два мировоззрения, два жизненных уклада, абсолютно противоречивших друг другу, и понимания достичь было невозможно, многотысячные стада овец, буквально затопившие буш, методично вытесняли оттуда кенгуру, число кенгуру падало – а именно кенгуру были для маори основным объектом охоты, главным источником пропитания (земледелия они не знали).