И маори принялись охотиться на овец. Отнюдь не из какой-то мести незваным пришельцам – ими двигала пусть дикарская, но логика. Первобытные по сути люди, они совершенно не имели понятия о такой вещи, как «частная собственность». И рассуждали просто: вот пасется животное, которое можно убить стрелой и съесть. Значит, нужно убить и съесть. Точно так же поступали и аборигены Тасмании.
Однако с точки зрения цивилизованных англосаксов все выглядело совершенно иначе: «грязные дикари» покушаются на священную частную собственность, чего никак нельзя допустить. Маори стали систематически истреблять, убивая при первой возможности. Застрелить маорийца значило примерно то же самое, что пристрелить бродячую собаку. Либералы в Англии, узнав об этом, огорчились и добились того, чтобы в провинции Новый Южный Уэльс и Западная Австралия были назначены «уполномоченные по делам аборигенов». Помогло это, как мертвому припарки. Маорийцев по-прежнему отстреливали как собак – разве что гораздо меньше это афишируя. Уже в 1878 г., в цивилизованные, казалось бы, времена пароходов и железных дорог, телеграфа и первых телефонов Австралию посетил известный английский романист Энтони Троллоп. И спросил одного из местных магистратов, что бы тот порекомендовал сделать, «если стечение обстоятельств вынудит меня выстрелить в буше в чернокожего? Следует ли мне явиться в ближайший участок или предаться радости, словно я убил смертоносную змею?»
(Разумеется, Троллоп ни в кого стрелять не собирался – просто хотел выяснить положение дел.)
Магистрат ответил цинично и недвусмысленно:
– Никто, будучи в своем уме, не проронит об этом ни слова.
Как говорится, комментарии излишни. Троллоп сделал из услышанного вывод об уготованном аборигенам будущем: «Их судьба – исчезнуть».
И все же, как ни старались британцы (а они очень старались), полностью уничтожить маорийцев им не удалось. Маори ныне получили все гражданские права и существуют как народ.
Совсем другая ситуация сложилась на Тасмании с тамошними туземцами. Австралия была все же слишком велика, так что маори находили места, куда можно было уйти подальше от белых, – конечно же, всевозможные неудобья, бесплодные земли, леса и горы. Тасмания же, на беду ее коренных жителей, была относительно маленьким островом…
Когда-то Гитлер определил «окончательное решение еврейской проблемы» как полное истребление этой нации. Это так и осталось людоедскими фантазиями, а вот британские колонисты на Тасмании сделали то, что не удалось Гитлеру, – нашли «окончательное решение проблемы тасманийцев». До этого они, как и австралийцы, ограничивались, так сказать, полумерами: уничтожали всех жителей поселения, близ которого кто-то из тасманийцев убил овцу, разбрасывали отравленную пищу. Потом решили не мелочиться…
Собрав всех, «способных держать оружие», получив подкрепления из Австралии, они форменным образом прочесали остров с севера на юг, убивая всех попадавшихся тасманийцев без различия пола и возраста. Тех, кто пытался укрыться в пещерах, душили дымом, разводя у входа огромные костры. В короткие сроки тасманийский народ был уничтожен целиком. Это уникальный случай в истории европейской колонизации. Случалось, в Северной Америке англосаксы уничтожали целые индейские племена до последнего человека, но не все. А вот тасманийцев уничтожили всех, так что просто некому теперь, подобно американским индейцам и маори, предъявлять претензии за геноцид былых времен и бороться за равноправие… Некому.
По какому-то капризу пощадили одну-единственную двенадцатилетнюю девочку, забрали с собой в город и даже научили грамоте. Эта последняя тасманийка по имени Тоуганини прожила еще долго и умерла в 1876 году.
Вернемся к «толлпадлской шестерке». Лавлесс сначала хлебнул горького: работал на Тасмании на строительстве дороги (в кандалах), но потом, учитывая его опыт сельскохозяйственного рабочего, его расковали и определили на государственную ферму пастухом. С остальными пятерыми поступили по сложившейся методике: по фунту стерлингов за голову распродали фермерам в разных частях Австралии.
Между тем почти сразу же после отправки толлпадлцев на каторгу в Англии развернулось движение за их освобождение. Волна митингов протеста и манифестаций прокатилась практически по всей Англии. Тред-юнионы справедливо усмотрели в случившемся опаснейший для них прецедент: стало ясно, что отныне самую мирную организацию трудящихся можно запретить и разогнать, а ее членов объявить опаснейшими «бунтарями» и «революционерами» и по насквозь сфабрикованным делам загнать на далекую каторгу. Вдобавок нашлись либерально настроенные депутаты парламента, которые регулярно направляли в правительство запросы по этому делу. Даже противники тред-юнионов открыто признавались, что власти, пожалуй, хватили через край и дело шито белыми нитками.