Копья и пулеметы

Уличные шествия с транспарантами и знаменами запрещались. Издатели газет несли ответственность за публикуемые материалы (пусть и написанные не ими) вплоть до тюремного заключения или ссылки на каторжные работы в Австралию. Ввели большие налоги на издание газет и брошюр, чтобы в первую очередь ударить по реформаторам с их скудными средствами.

Однако полностью подавить выступления реформаторов не удавалось – слишком много их было по всей стране. К тому же масла в огонь подливало и то, что луддиты сошли со сцены, а вот «люди капитана Свинга» как раз развернулись вовсю, были на пике активности, и по всей сельской Англии пылали пожары.

И наконец, к немалому удивлению властей, у «простолюдинов» появился неожиданный и крайне сильный союзник…

К тред-юнионам обратилось немалое количество вполне обеспеченных и благополучных представителей «среднего класса» и богатых фабрикантов (в дальнейшем простоты ради я их всех буду называть просто – «богатеи»). Попросили о помощи и предложили самый тесный союз в борьбе за реформы.

Власти удивлялись зря. Ларчик просто открывался: «богатеи» в силу запутанности и архаичности британской избирательной системы точно так же, как и простолюдины, не имели ни права голоса, ни права выдвигаться в парламент. Для людей с карманами, набитыми золотом, это было оскорбительно и даже унизительно.

Давно известно: везде, в любой стране буржуазия, окрепнув и осознав себя некой общностью с общими целями и задачами, стремится получить часть политической власти. Те страны, чьи правительства или монархи оказались достаточно дальновидными и властью поделились, обошлись без особо крупных социальных потрясений, то есть без революций. Во Франции и России, где монархи до последнего цеплялись за отживший свое прямо-таки феодальный уклад и порядок управления, революции как раз грянули. Причем за кулисами обеих как раз и стояла крупная буржуазия, промышленно-финансово-торговые круги. Правда, результат получился разный: во Франции буржуазия получила не часть власти, а всю. В России после Февраля грянул Октябрь и – «господа все в Париже». Но это уже детали.

Искренне обрадовавшись столь сильному союзнику, тред-юнионы провели ряд мощных митингов и манифестаций. «Богатеи», в свою очередь, указывая на тред-юнионы как на могучую поддержку, тоже начали действовать. Своими специфическими методами, против которых у властей просто не было надежных средств борьбы. Сначала пригрозили правительству, что выкинут лозунг «Никакой уплаты налогов до принятия билля о реформе!» и перестанут платить все и всяческие налоги. Это был бы мощный удар по бюджету королевства. Потом, не выступая публично, окольными путями довели до правительства свои намерения: они устроят грандиозный финансовый кризис, полностью прекратив все деловые операции, доведут все английские банки до банкротства и скупят у разоренных аристократов земли, которые все равно дадут им и право голоса, и право избрания.

Вот это уже было гораздо серьезнее, чем манифестации с лозунгами и даже бунты с поджогами. Тем более что «богатеи» словесными угрозами не ограничились: стали в массовом порядке изымать из банков свои капиталы, причем требовали, чтобы деньги им выплачивали не «фантиками» Английского банка, а золотом, на что имели полное законное право.

На горизонте, ласково улыбаясь, замаячила толстая полярная лисичка. Лорд МакАулей, человек, должно быть, очень и очень неглупый, гремел с трибуны в палате лордов:

– Мы сами гоним в революцию тех, кого отстраняем от власти! (Естественно, он имел в виду только «богатеев». – А.В.) Мы должны пойти на реформу, чтобы сохранить все остальное!

В результате в 1831 г. палата общин все-таки приняла «Билль о реформе», правда, большинством в один голос, а палата лордов его утвердила. Однако король Вильгельм Четвертый, явно не обладавший умом таких, как МакАулей, чтобы не дать биллю стать законом, распустил парламент (что и стало главной причиной мятежа в Бристоле).

Ко всему этому примешались закулисные политические игрища: виги, гораздо более либеральные, чем противостоящая им партия, поддерживали требования «богатеев». Не из душевного благородства, а из расчета, что «богатеи», в свою очередь, помогут им в борьбе за политическую власть против консерваторов-тори.