С Канадой обстоит гораздо хуже. Нет у них такого могучего пласта литературы и кинематографа. Единственное, что может вспомнить человек, читавший Фенимора Купера, – что когда-то Канада была французской, а потом англичане ее отвоевали. Впрочем, и Купер в последнее время крепенько подзабыт, а многие вообще не брали его в руки…
В общем, многие у нас имеют некоторое представление и о мятежах, вспыхивавших в американских колониях (буду так называть будущие США в отличие от Канады). Канада (именовавшаяся тогда Новой Францией), в сущности, тоже была американской колонией сначала Франции, потом Англии, но нужно же их как-то отличать. И о самой революции, о войне за независимость, о войнах с индейцами, о самопровозглашенных республиках Техасе и Калифорнии, о войне с Мексикой, о Гражданской войне в США. Об этом в наших учебниках истории все же было написано немало.
Другое дело – Канада. О ее истории в наших школьных учебниках почти не писали. А потому большинство людей (сужу по опыту общения) искренне полагают, что Канада была этаким сонным царством, где не происходило ничего серьезного – жили себе люди и жили. Автор этих строк тоже так полагал до определенного времени – и лишь вдумчиво взявшись изучать историю Англии и ее заморских владений, обнаружил, что никакого сонного царства не было и в помине – до определенного времени Канада прямо-таки бурлила мятежами и бунтами, лишь чуть-чуть не дотягивавшими до «полноценной» революции. Хватало и там боев-пожаров…
Но давайте по порядку. Если жителям американских колоний всегда было присуще некое вольномыслие, свободомыслие, независимость, и они никогда не ломали шапку перед чиновниками короны, в Новой Франции обстояло совершенно иначе: там все ходили по струнке, шаг вправо – шаг влево считался побегом.
Все дело в местной специфике. Практически с момента основания американских колоний Лондон взял на себя лишь внешние сношения и внешнюю торговлю, а во внутренние дела колоний не вмешивался совершенно. И потому буквально сразу после основания колоний там возникли всевозможные органы местного самоуправления, не такие уж слабые, решавшие много важных и серьезных вопросов, а потом и подобия парламентов – ассамблеи. Именно на них американцы привыкли полагаться, так что Лондон представал чем-то абстрактным и, в общем, никакого особенного влияния на внутреннюю жизнь не оказывавшим.
Не то в Новой Франции. Там с самого начала установили систему, точно повторявшую ту, что существовала в метрополии: королевские чиновники заправляют решительно всем, а простой народ не имеет никаких прав, кроме обязанностей. Действовала та же сеньориальная система, что в самой Франции: знатные господа владеют огромными землями, а «простонародье» обязано платить многочисленные повинности в звонкой монете. Да вдобавок часто выполнять многочисленные и обременительные (и бесплатные!) работы по ремонту и расчистке дорог, заготовке дров для армейских гарнизонов, поставке провизии войскам и многое другое. Неповиновение каралось жестоко, вплоть до лишения крестьян земли. Это был самый натуральный феодализм, против которого в конце концов французский народ и восстанет. Крепостного права не было давным-давно, лет триста, но феодальные повинности никто не отменял ни в одной букве…
Находились, конечно, умные люди, понимавшие, что физически невозможно управлять из-за океана решительно всем. Однажды губернатор Канады Фронтенак попытался было учредить, пусть слабое, лишенное особых полномочий и власти, представительское учреждение наподобие парламента. Правда… «Он хоть и хороший человек, а все-таки барон». Задуманное губернатором подобие парламента должно было состоять исключительно из «благородной» публики: крупных землевладельцев (дворян-сеньоров), священников и наиболее зажиточных горожан. Все остальные оставались за бортом. Однако и это куцее подобие местного самоуправления привело короля Людовика Четырнадцатого в ярость, и он прислал губернатору письменный разнос, потребовав прекратить всякие эксперименты с играми в демократию. Один король думает за всех, один король решает все дела, даже самые мелкие, а подданные должны лишь смиренно исполнять волю его величества. Одним словом, «Государство – это я!».
Вполне возможно, злости и тревоги его величеству прибавляли примеры, имевшиеся тут же, под боком. Еще во второй половине XVII в. американские колонии, такое впечатление, начали потихонечку пробовать на прочность власть далекого Лондона и помаленьку «откусывать» себе новые и новые кусочки вольности. Еще при Карле Втором колонии Массачусетс, Коннектикут, Плимут и Нью-Хейвен объединились в некую конфедерацию, присвоившую себе часть прав по внешним сношениям и внешней торговле. У Карла не нашлось времени, чтобы всерьез их приструнить. «Построить» расшалившихся колонистов попытался Иаков Второй, но тут его свергли, и конфедерация осталась при всем достигнутом.