Копия жены по контракту

А он что-то бормочет и успокаивает ее, поглаживая по спине, и она потихоньку затихает. Тогда Рамиль берет ее на руки и несет из этого помещения прочь. Его люди волокут Амира, который даже не сопротивляется, и старика, который пытается окликнуть своего сына, но тот не реагирует.

Во всей этой суматохе я чувствую себя лишней. Я не думала, что окажусь на руках Рамиля. Всё правильно. Там должна быть его жена. Но я никак не ожидала, что после всего пережитого никто не проявит ко мне и толику внимания. Что я буду просто стоять и смотреть ему в спину.

Робко протягиваю руку и тут же отдергиваю, чувствуя себя глупо и радуясь, что он ничего не видит. Но Рамиль оборачивается, и надежда во мне гаснет, не успев вспыхнуть. Как всегда, натыкаюсь на каменное выражение лица. Бледный овал, сливающийся цветом со стенами.

Чужой, далекий мужчина, связанный узами брака с другой. Он мне не принадлежит и, наверное, никогда не принадлежал. Я просто урвала крохотный кусочек чужого мира, но это стоило мне немыслимо дорого. Стоило разбитого сердца, которое сейчас рассыпается в труху.

Я прикрываю глаза, смиряясь с действительностью, прощаясь с этим странным и опасным отрезком жизни. Мои услуги больше не нужны. Меня сажают в машину, и я надеюсь, что все-таки меня отвезут в особняк, где я и наконец-то поговорю с Рамилем.

Но та машина, в которой он сидит с женой, едет в другую сторону, и по разговорам в машине я понимаю, что они поедут в больницу. Действительно. Роксолане нужна медицинская помощь.

Когда я вижу знакомую многоэтажку, сначала не могу поверить своим глазам, а потом понимаю, что меня привезли домой. Да, именно здесь я живу, а не в особняке Басмановых. Вот где мое место.

Охранники молчаливы и вежливы, и мне так глупо хочется, чтобы они, как и раньше, потащили меня против воли в дом Рамиля, а они открывают дверь и выпускают наружу. Мне кажется, что я даже вижу какое-то почтение с их стороны, они изменили мнение насчет меня и относятся теперь не как к вещи, а как к человеку.

Только мне всё это неважно. Мне нужно, чтобы со мной поговорил Рамиль, объяснил всё, может быть, попрощался. Даже, поборов стыд, спрашиваю у них, передавал ли он что-то для меня. Но они ничего не говорят, просто суют мне в руки знакомый розовый рюкзак и уезжают, обдавая меня столпом пыли. Прощания не будет. Он уже попрощался со мной.

Глава 25

Рамиль

В палате так тихо, что можно услышать дыхание спящей Ланы. Бледная и изможденная жена лежит на спине как мумия, опутанная проводами и датчиками. Приборы слабо пищат, в коридоре тоже бесшумно.

Мерно дышит, грудь раз за разом поднимается и опускается. Под тонким серым одеялом можно рассмотреть очертания небольшого живота. Сознание ускользает, я сам мысленно ускользаю из этой палаты, из больницы, при этом понимая, что только здесь я могу спокойно обдумать свои дальнейшие действия.

Попытаться создать точную и логичную схему своей жизни с новой точки отсчета. Я знаю одну несомненную истину: всё изменится кардинально и не будет таким, как прежде. Статусы, объемы власти, денежные потоки, семейные отношения.

Не представляю, как взгляну в глаза отцу, как расскажу матери, что ее муж, отец ее детей, оказался страшным маньяком, свихнувшимся с ума окончательно.

Стою в потоке солнечных лучей, проникающих снаружи через оконное стекло. А внутри холод, стужа, оцепенение. Я здесь и одновременно в других местах, заново проживаю те несколько часов, которые насильно сменили мои жизненные вектора и полюса.

Рашид мертв. Я сам видел это. Собственными глазами.

– Я не похищал твою жену, – говорил он раз за разом, смотря мне прямо в лицо, но воображение нарисовало коварство в его хитрых лисьих глазах, насмешку надо мной, я ошибочно сделал выводы, повелся на ложь, скормленную Рахимовым.

Ублюдок действовал по указке отца и отвлек мое внимание, пока я ездил по ложному следу и не нашел Роксолану в указанном месте. В то время сука Рахимов похитил Марьяну.

Скованное льдом сердце впервые за последние часы начинает биться сильнее. Ледяной панцирь вокруг мышцы в грудине разлетается на осколки. Чувств так много, что мне больно дышать.

Я не могу вычленить среди них одно. Не могу, неспособен. Как утопающий, хватаюсь за соломинку, но тону в эмоциях, захлебываюсь в них, не зная, с чего начать. Мне проще закрыться и молчать, варясь внутри себя в собственном адском котле, чем что-то говорить, а потом жалеть о своих словах.

Мне стоило неимоверных усилий не броситься к Марьяне на том заброшенном заводе и не обнять ее, ощупать, убедиться, что она жива и не пострадала. Едва сдержался, шагая как робот и стараясь на нее не смотреть, физически отрезая от себя. Если бы я подошел, запустил бы маховик вечного двигателя. Связал бы нас воедино и не смог бы ее отпустить. Уже никуда и ни за что, она бы стала моей.

А она должна полететь к своей мечте, я не имею права держать ее в узде и обрывать крылья. Она мечтает танцевать на сцене – и она, черт побери, будет это делать! Заплачу любые деньги, задействую любые связи, чтобы в качестве извинения она получила заветный приз.