Корабельная медсестра

– Вы знаете, это действительно меня не касается, – сказал Бретт твердо. – Действительно, с моей стороны имело место некоторое сочувствие, вызванное обманным путем, но, если не считать моей самоуверенности, пострадавшей от того, что меня так легко провели, то я никак в это не вовлечен. Уверяю вас. – Миссис Мэтьюсон встретилась с ним глазами.

– Ну, что ж, я рада это слышать, мой дорогой доктор, – сказала она с чувством.

Из лазарета доктор пошел прямиком в приемную и сел на свое обычное место за столом. Он чувствовал себя так, будто его ударили ниже пояса. Если бы источник его информации был бы менее надежен, он никогда бы не поверил услышанному.

Его понимание всей этой истории, в которую замешана молодая сестра Уэст, оказалось в корне неправильным. Уэст! Интересно, миссис Мэтьюсон сказала, что фамилия Бэрри тоже Уэст. Но, конечно же, она довольно широко распространена. Обычное совпадение.

Бэрри сказала, что Гейл отбила у нее Гарри. Из рассказа миссис Мэтьюсон следует, что она сама была вынуждена расторгнуть свою помолвку под угрозой скандала и Гейл тут вообще ни при чем.

Его бросило в жар, когда он вспомнил, как напал, да, именно напал на бедную девушку в тот вечер на носовой палубе. Каково ей было выслушивать его несправедливые обвинения? Казалось – стены приемного покоя не смогут вместить того отвращения, которое он испытывал к себе в эту минуту. Он вышел на палубу.

Непростительно! Ни одна девушка не простит того, что он ей наговорил, и бесполезно будет извиняться. Он попытался собраться с мыслями; было очень трудно, почти невозможно, осознать Бэрри, с ее невинным очарованием, такой, какая она есть на самом деле. Тридцатитрехлетняя женщина с сыном шести лет! Но каковы бы, ни были се возраст, положение и характер, все показывало на то, что этот влюбленный юнец, Гарри Мэтьюсон, пытался из-за нее покончить с собой. Более чем очевидно, что Бэрри лгала о том, что Гарри ее больше не любит.

И зачем, зачем Бэрри понадобилось клеветать на Гейл? На корабле царило какое-то нервное предвкушение скорого конца плавания, хотя до Мельбурна было еще шесть дней хода, а многие пассажиры собирались плыть до конца маршрута, в Сидней.

Гарри Мэтьюсону позволили подниматься с постели. Судя по всему, его отношения с матерью наладились.

– Я был полным идиотом, Гейл, – сказал он ей как-то с застенчивой мальчишеской улыбкой. Гейл сидела на подножке его палубного кресла. Она проходила мимо и ненадолго остановилась с ним поболтать.

– Знаете, у меня, оказывается, очень умная мать. Гейл не знала, что именно привело его к такому заключению, но она была рада, что Гарри, наконец, признал этот очевидный факт.

На самом деле, когда мать Гарри открыла правду о Бэрри ему и Грэхему, Гарри сильно с ней поскандалил. Сначала его разъярило то, что она впутывает в это Грэхема.

– Зачем позволять еще одному хорошему человеку становиться жертвой этой хищницы? – спросила миссис Мэтьюсон. – Я люблю доктора Бретта. Он хороший человек.

– Что уж такого ужасного в том, что она сделала? – упирался Гарри. – Куча народу прикидывается не теми, кто они есть на самом деле, чтобы сорвать куш. – Миссис Мэтьюсон знала, что его глубоко ранило это разоблачение, хотя он и пытался как-то выгородить Бэрри. – Мы не первые, кого провели на этом свете.

– Говори только за себя. Я никогда ей не верила, а когда все открылось, представляешь, каково мне было узнать, что у меня чуть не появился шестилетний внук?

Секунду на лице Гарри отражалась борьба противоположных эмоций, наконец, он горько рассмеялся.

– Ты у меня хитрая и опытная мамаша, но кто мог поверить, что у нее может быть такой большой ребенок?

Тревога миссис Мэтьюсон начала развеиваться. Гейл радовалась, что Гарри, по крайней мере, внешне исцеляется от своего любовного недуга, хотя и не знала причины начавшейся в нем перемены. Ей было интересно, что же произошло между Бэрри и Гарри, в ночь его «несчастного случая». Что бы там ни было, Гейл ощущала, что вся эта история с Бэрри сделала его взрослее.

Теперь Гейл выходила на работу с постоянным ощущением, что каждый проходящий день приближает ее к пропасти, в которой таится отчаяние. Она воспринимала приближающийся момент расставания с Грэхемом, как конец жизни.

Гейл попыталась утешить себя тем, что на берегу, доктор может и должен вернуться к любимой работе и обрести утраченную веру в себя. Гейл радовали подобные мысли о будущем Бретта, несмотря на то, что она не могла надеяться стать частью этого будущего. Продолжая думать о Грэхеме, Гейл вдруг поняла, что ошибка, которую он может совершить, связав свою жизнь с Бэрри, все равно рано или поздно сделает его несчастным.