Корабельная сторона

В другое время Мария Петровна восприняла бы последние новости заинтересованно. Стала бы расспрашивать, как у Саньки прошел его рабочий день. А сейчас она просто как-то бесцветно улыбнулась и принялась укладывать Григорию Григорьевичу в походный чемодан из фибры нижнее белье, носки, рубашки.

«Странные эти женщины! — отметил про себя Санька.— Там, где надо радоваться, они плачут, и наоборот, там, где надо плакать, они радуются?!»

Рано утром за отцом заехала полуторка. Григорий Григорьевич забросил чемодан в кузов, обнял жену и сына, расцеловал их и, влезая в кабину, сказал на прощанье:

— Будьте умниками, не скучайте. Если писем долго не будет, не беспокойтесь — так надо. Новости сообщит Бородин!.. Салют, командир!.. Береги маму!..

Хлопнула дверца, полуторка заурчала, и машина скрылась за домами.

Санька гордился отцом и радовался его успехам, одно его огорчало — категорический отказ Григория Григорьевича взять сына провожатым до аэродрома, откуда спецрейсом группа командиров отбывала на фронт. 

Глава девятая

Настенька Казанкова к дому подходила зареванная. Жила она на берегу Воложки, с левой стороны острова-кита, в частном секторе… У ее родителей, а значит и у нее, в частном владении были небольшой деревянный домишко, небольшой фруктовый садик, небольшая моторная лодка.

Настенька Казанкова этим гордилась, а Санька Подзоров «кулацкие накопления» глубоко презирал.

Вспомнив о Саньке, девочка снова всхлипнула.

— Это кто тут нюни распускает? — из соседнего переулка вынырнул узкоплечий подросток.

— Кто это? — испугалась Настенька.

— Я… Не бойся.— Казанкова узнала соседа Митеньку Сарлутова. И хотя в поселке отчаяннее Митеньки никого не было, девочка успокоилась. Для нее давно уже не было секретом, что этот сорвиголова относится к ней с обожанием.

— Кто тебя обидел? — Митенька прищурил свои маленькие темные глазки, пытаясь прочесть Настенькины мысли.— Скажи, и мы так проучим твоего обидчика, что он и внукам закажет, как поднимать руку на поселковых девчонок! — Сарлутов лихо сплюнул себе под ноги.

В последнее время имя Сарлутова стало греметь по всему Заячьему острову. Митенька по совету какого-то старшего дружка сколотил банду из отчаюг-подростков. Мальчишки по указанию Митеньки опустошали «вражеские» сады и огороды. Сверстников своих, которые пытались оказать им сопротивление, они жестоко избивали, Митеньку уже дважды предупреждали в милиции, он дал слово больше не безобразничать и затих вроде бы… Перестал самолично участвовать в «карательных экспедициях», зато «армия» его обнаглела еще больше.

Подзоров давно уже нравился Настеньке, но самолюбие не позволяло ей сделать самой первый шаг. И вот он, Санька, сам сделал этот первый шаг. Сам, первый, предложил дружить. Предложил, а проводить не догадался. Смеется он над ней, что ли? Мысль эта обожгла Настеньку. Она всхлипнула.

— Говори, кто он?! — Сарлутов взял Казанкову за руку и нежно погладил ей плечо. Девочка вздрогнула: Митенька никогда ей не был симпатичен, и она машинально отдернула руку. Сарлутов нахмурился.

«А что если,— подумала она,— сказать соседу, чтобы он проучил воображалу Подзорова? Пусть надают красавчику тумаков, будет знать тогда, как ее оскорблять!»

Месть сладка, слышала Настенька, и она решила проверить это на деле.

Всхлипнув еще раз — теперь уже нарочно! — она сказала снова нахмурившемуся соседу:

— Дмитрий! — Казанкова всегда называла Митеньку полным именем. Это звучало как-то по-взрослому и нравилось обоим.— Дмитрий,— повторила она, лихорадочно придумывая историю, выслушав которую, Сарлутов загорелся бы гневом, но не таким, чтобы это грозило Саньке серьезными побоями, а так… слегка.— Понимаешь,— продолжала Настенька,— сегодня в школе меня обидел Подзоров. Ты, конечно, знаешь его? Это тот самый мальчик, который вместе со своими дружками весной спас одну девушку от бандитов.

— Еще бы не знать! — буркнул Митенька. Он бы мог сказать, что совсем недавно об этом Подзорове ему в письме напомнил его старый кореш Степан Могила, сидящий ныне в тюрьме, но благоразумно промолчал.

— Так вот,— продолжала щебетать Казанкова,— он, этот противный мальчишка, разлил чернила на мою тетрадь по алгебре… Нарочно! — добавила она, боясь, что Митенька из-за такого пустяка, как испачканная чернилами тетрадь, не захочет связываться с парнем, в храбрости которого никто на заводе не сомневался.— Ты его поколоти… Ладно? Только не сильно…

— Ладно,— усмехнулся Сарлутов,— ради тебя чего не сделаешь! — А про себя подумал: «Как все ловко складывается — Степка приказал изуродовать этого «легавого», а тут — раз! — предлог лучше не придумаешь!.. Уж мы его распишем!.. А если что — пожалуйста, дадим в милиции показания, что «заступились за отличницу, которую хулиган оскорбил…» — Митенька хихикнул.

— Ты чего? — насторожилась обиженная.

— Ни-че-го… Успокойся, киса, все будет в порядке…— И Сарлутов попытался обнять свою соседку.

— Не надо! — вырвалась та.

Затопали рассерженно каблучки. Хлопнула калитка. И Митенька остался один.