Передовой корабль, передовой во всем: и во внешнем виде корабля, и в дисциплине его личного состава; в боевой подготовке и морской культуре кораблевождения; в умении щеголевато с флотским шиком носить морскую форму его матросами и офицерами; на учениях в море и в спортивных состязаниях на берегу. Это значит — быть лучшим в артиллерийских и торпедных призовых стрельбах… и не месяц, не два, а годы.
Капитан 2 ранга Кривоносов любил свой корабль. Когда он ступал на палубу «Вспыльчивого» в его душе что-то переворачивалось… Для него эсминец — это огонь, быстрота, маневр, натиск… Это и миноносец «Стерегущий» — не сдавшийся врагу и погибший в этих дальневосточных водах, во славу русского флота! «Флотский дух, флотская гордость за корабль — залог живучести корабля» — повторял командир. Он любил свой корабль и понимал, что гордость за «Вспыльчивый» в матросе и офицере нужно пробуждать с первых их шагов по палубе. Командир понимал, что в этой работе полезно все: и стенды, и фильмы, и встречи с ветеранами, и статьи в газетах, и конкурсы, и смотры, и шлюпочные гонки, и спортивные соревнования, и авралы, и боевые учения. В этом они были с замполитом единомышленниками.
Но, главное — офицеры!
Командир «Вспыльчивого» скрупулезно и методично воспитывал и пестовал своих офицеров, свой экипаж, делая ставку на старослужащих (тогда матросы служили пять лет), опираясь на специалистов сверхсрочников и младших командиров.
Но, главное — офицеры!
Еще в августе 1953 года он поставил перед кадровиками вопрос о командире минно-торпедной боевой части. Сам знакомился со служебными характеристиками и аттестациями выпускников ВСКОС по этой специализации. Знакомясь с характеристикой и аттестациями старшего лейтенанта В.К.Лозы: «…службу на катерах любит. В море ориентируется, в сложной обстановке не теряется. Свои знания и опыт умело передает подчиненным», капитан 2 ранга Кривоносов сделал для себя вывод: старший лейтенант Лоза должен возглавить его БЧ-3. Командир знал, что отличный катерник — это торпедист от Бога! Что офицер, с таким послужным списком стрельб, нужен ему, но требовалось, чтобы этот молодой, энергичный, грамотный офицер вошел в коллектив, полюбил бы «Вспыльчивый», как любил его сам Кривоносов, и выстроил работу БЧ-3 на результат. Помочь ему в этом — главная задача командира. Каждый важен на корабле, но квинтэссенция боя — это успешные артиллерийские и торпедные стрельбы!
Понятно, что Виталий не догадывался, о том, что назначение его на «Вспыльчивый» было не случайным. Что еще в августе, командир присмотрел его на «классах», и приложил, через кадровиков, все усилия, чтобы старший лейтенант Лоза попал к нему на корабль, хотя того очень ждали на дивизионе торпедных катеров.
Командир Виталию понравился. Прямой, открытый взгляд спокойных, внимательных глаз, неторопливый разговор, касающийся общих вопросов и тут же требовательный, повелительный голос, когда заговорили о службе. В словах командира чувствовался огромный опыт, уверенность и внутренняя сила. Все это располагало к нему. Виталий Лоза — офицер-катерник, привыкший сам отдавать команды и приказания, полагаться на самого себя, мысленно отметил, что командир не пытался сразу надавить на него, подчинить… это вызвало ответное доверие и уважение. Виталий убыл из командирской каюты в приподнятом настроении. После разговора с командиром рассыльный дежурного по кораблю провел старшего лейтенанта до двери каюты.
— Товарищ старший лейтенант, Ваша каюта. Каюта командира БЧ-3, делившего ее с командиром БЧ-2, располагалась на правом борту в офицерском коридоре, перед трапом наверх в кают-компанию.
Виталий открыл дверь, вошел и окинул взглядом каюту, которая стала его домом, на ближайшие несколько лет: справа — умывальник с зеркалом за шторкой. Слева, у переборки, двухярусная койка, накрытая полушерстяными одеялами, вплотную к ней дюралевый платяной шкафчик для одежды и белья.
В переборке, напротив двери — круглый иллюминатор с бронзовыми барашками — задрайками и поднятой вверх броняшкой, задраиваемой по боевой тревоге. Письменный стол с тумбой, сделанный из дюраля и окрашенный под светлое дерево, располагался у правой переборки. Над ним книжная полка со штормовым ограждением; прикрепленный к переборке держатель со вставленным в него графином и двумя стаканами и привинченный к палубе вращающийся стул у стола. Вот и весь корабельный уют. — Что ж, шикарная каюта, — подумал Виталий, — после тесноты торпедного катера, каюта показалась ему огромной.
Я отлично помню эту каюту, в которой бывал мальчишкой не раз, когда по праздничным дням, семьи офицеров гостили на корабле.
Каюта отца — командира БЧ-3 была маленькой, но мне тогда казалась просторной, красивой и очень удобной.