Корабль Его Величества «Улисс»

— За каким чертом вы вернулись, Райли? — с раздражением спросил его Додсон. — Вы мне совсем не нужны здесь и…

— Вы хотели кофе, — резко прервал его Райли, — я принес. Пейте и помалкивайте.

В этот момент раздался приглушенный раскат взрыва бомбы и торпеды на левом борту. Корабль содрогнулся и сильно накренился, по всему коридору прокатилось зловещее эхо. Потеряв равновесие, Додсон и Райли навалились друг на друга, и весь кофе из кружки вылился на ногу Додсона. Горячая жидкость прошла сквозь одежду, но Додсон не почувствовал ни ожога, ни влаги: его ноги ниже колен совершенно онемели. Он потряс головой и, взглянув на Райли, спросил:

— Что это было? Что происходит, Райли? Вы…

— Не имею никакого представления. Не обращайте внимания. — Он вытянул ноги, уселся поудобнее и начал дуть на горячий кофе в кружке. Потом его губы расплылись в широкую радостную улыбку: — Это, наверное, «Тирпиц», — сказал он с надеждой в голосе.

В эту ужасную ночь немецкие эскадрильи бомбардировщиков поднимались с аэродрома в Альтен-фиорде еще три раза. Они летели на норд-норд-вест, чтобы нанести удары по остаткам конвоя «FR-77». Самолеты выходили на корабли безошибочно, потому что «фокке-вульф» торчал над конвоем непрерывно, несмотря на отчаянные попытки зенитчиков сбить его. На нем были, казалось, неисчерпаемые запасы этих проклятых светящих бомб.

Первая атака в пять сорок пять завершилась обычной бомбардировкой с высоты около трех тысяч футов. Кажется, это были «дорнье», но с уверенностью самолеты опознать было невозможно, потому что они летели намного выше трех уже приближавшихся к поверхности моря светящих бомб. Самолетам помешал интенсивный заградительный огонь, поэтому, атаку едва ли можно было назвать успешной — всего два прямых попадания. Одна бомба упала на транспорт и почти полностью снесла его полубак; другая досталась «Улиссу». Она пролетела через адмиральский салон и взорвалась в середине лазарета, переполненного ранеными и умирающими моряками. Для многих из них этот взрыв явился избавлением от мук, ибо на «Улиссе» уже давно истощились все запасы анестезирующих средств. Все, кто находились в помещениях лазарета, погибли. Среди них были командир минно-торпедной боевой части Маршалл, старший санитар Джонсон, старшина корабельной полиции Перрат, легко раненный за час до этого осколком торпедного аппарата, Бургесс, затянутый в смирительную рубашку, ее надели на него, когда он сошел с ума во время того памятного шторма, Браун, лежавший с переломом бедра, которое он получил, когда открывал крышку люка в снарядный погреб четвертой башни, и Брайэрли, который, впрочем, все равно умирал, потому что его легкие были растравлены соляром и сильно воспалены. Брукса в лазарете в момент взрыва не было.

Этим же взрывом разнесло центральную телефонную станцию. За исключением телефонной связи с артиллерийскими постами и машинным отделением да уцелевших переговорных труб, все внутренние линии связи на корабле теперь не действовали.

Во второй атаке в семь часов утра участвовало только шесть самолетов — опять «хейнкели», вооруженные планирующими бомбами. Действуя, очевидно, строго в соответствии с приказом, они оставили в покое транспортные суда и сосредоточили свои усилия исключительно на двух крейсерах. Этот налет обошелся противнику дорого: он недосчитался четырех из шести самолетов, а на своем счету имел единственное попадание в корму «Стирлинга», в результате которого кормовые орудия крейсера вышли из строя.

Тэрнеру, наблюдавшему за «Стирлингом» с разбитого мостика «Улисса», казалось непостижимым, что этот корабль все еще на плаву и все еще огрызается на противника теми немногими средствами, которые у него остались. Потом он взглянул на свой «Улисс», тоже напоминавший скорее груду исковерканного и скрюченного металла, чем боевой корабль, и тем не менее настойчиво продолжавший рассекать высокие океанские волны. Разбитые, горящие крейсеры, крейсеры, превратившиеся в неузнаваемую груду металла, Тэрнер видел не впервые. Он видел участвовавшие в таких же конвоях в Россию, избитые до неузнаваемости крейсеры «Тринидад» и «Эдинбург». Но ему никогда еще не доводилось видеть корабль, который, несмотря на такие роковые удары и такие серьезные повреждения, оставался бы на плаву и вел бой, как его только что вели «Улисс» и устаревший «Стирлинг». Если бы Тэрнер не видел этого своими глазами, он никогда и никому не поверил бы, что это возможно.