Кэррингтон дал команду рулевому, вывел корабль на курс и стал ждать прихода Тэрнера, находившегося в кормовом командно-дальномерном посту, чтобы передать ему командование и управление кораблем. Три минуты спустя крейсер уже подошел к эсминцу «Вектра», методично ведя поиск противника. Дважды удавалось установить контакт, дважды сбрасывались глубинные бомбы, и вслед за взрывом на поверхности появлялись маслянистые пятна. Возможно, это были попадания в лодку, а возможно, просто уловка врага. Так или иначе, ни «Улисс», ни «Вектра» не могли задерживаться, чтобы выяснить положение. Конвой ушел уже на две мили вперед, и его прикрывали только «Стирлинг» и «Викинг». Одни они, конечно, не могли обеспечить охранение конвоя и отразить решительное нападение противника.
Конвой спас «Блю Рейнджер». В этих широтах рассвет наступает медленно, неохотно. Но даже при таком слабом освещении вытянувшиеся в кильватерную колонну суда конвоя четко вырисовывались на фоне безоблачного неба и представляли собой прекрасную цель, о которой командир подводной лодки мог только мечтать. Но дело в том, что конвой к этому времени оказался совершенно скрытым от «волчьей стаи», подошедшей на этот раз с юга; его закрыла черная полоса дыма от горящего авианосца. Почему немецкие подводные лодки изменили своему обычному правилу нападать на конвои с севера, чтобы иметь цели между собой и светлой частью горизонта, — остается загадкой. Возможно, они хотели добиться тактической внезапности, но, так или иначе, это принесло конвою спасение. Через час могучие винты судов унесли их далеко от «волчьей стаи». Скорость хода конвоя, ускользнувшего от «стаи», была для нее слишком велика, чтобы пытаться организовать погоню.
Радиостанция флагманского корабля передавала шифрованную радиограмму в Лондон. Тиндэл решил, что нет больше смысла поддерживать радиомолчание — все равно противник знал местонахождение конвоя с точностью до мили. Тиндэл грустно улыбнулся: представил себе, как обрадуется немецкое командование, узнав, что конвой эф-эр-семьдесят семь лишился авиационного прикрытия. Теперь для начала в ближайший час следовало ожидать появления над конвоем «чарли».
В радиограмме говорилось: «Командующий четырнадцатой группой конвойных авианосцев. Начальнику оперативного управления. Лондон. Встретился с конвоем эф-эр-семьдесят семь в десять тридцать вечера. Метеоусловия исключительно сложные. Тяжелые повреждения на авианосцах: «Дифендер», «Рестлер» — небоеспособны, возвращаются в базу в сопровождении эскортных кораблей. «Блю Рейнджер» торпедирован в семь ноль-две сегодня, затонул в семь тридцать; в охранении конвоя остались «Улисс», «Стирлинг», «Сиррус», «Вектра», «Викинг»; не осталось ни одного тральщика — «Игер» возвращается в базу, тральщик из Хваль-фиорда на рандеву не вышел. Срочно нуждаюсь в авиационной поддержке. Можете ли выслать отряд авианосцев? Противном случае прошу разрешения вернуться в базу. Прошу срочных указаний».
«Формулировки можно было бы улучшить, — подумал Тиндэл. — Последние слова звучат как угроза, и, по всей вероятности, они приведут в ярость старину Старра, который увидит в этом подтверждение правильности своего убеждения в неспособности «Улисса» и самого Тиндэла выполнить задачу». Помимо этого, в течение двух последних лет, еще задолго до потопления «Бисмарком» «Худа», адмиралтейство строго придерживалось правила не дробить эскадры флота метрополии и не ставить самостоятельных боевых задач отдельным линейным кораблям или авианосцам. Устаревшие линейные корабли, такие, как «Рэмиллис» и «Малайя», слишком тихоходные для участия в современном морском бою надводных сил, иногда использовались для охранения лишь некоторых ценных конвоев в Атлантике. В остальных случаях адмиралтейство стремилось сохранять флот метрополии в полном составе для сковывания главных сил немецкого флота, несмотря на опасность, которой подвергались при этом конвои… Тиндэл в последний раз окинул взглядом конвой.
«Черт с ней, пусть идет, — подумал он. — Если я потерял время, составляя радиограмму, то Старр потеряет его, читая ее».
Тяжело ступая, Тиндэл спустился с мостика и протиснулся в каюту командира. Полураздетый Вэллери лежал на койке. На белоснежной простыне резко выделялось пятно крови. Вэллери с ввалившимися щеками, мертвенно-бледным лицом, красными, воспаленными глазами и заросший бородой походил на покойника. Из угла рта тонкой струйкой текла кровь. Когда вошел Тиндэл, Вэллери в знак приветствия поднял желтую костлявую руку, на которой темными полосами синели вены.
Тиндэл осторожно закрыл за собой дверь. Он сделал это неторопливо: старался выиграть время, чтобы скрыть свое волнение. Когда адмирал снова повернулся к Вэллери, лицо его было уже спокойным, но выражало явную озабоченность и тревогу.
— Благодари бога, что с нами старина Брукс, — с чувством сказал он. — Единственный человек на корабле, который способен заставить других не потерять здравый смысл. — Тиндэл присел на край койки. — Ну, как себя чувствуешь?
Вэллери попытался улыбнуться, но улыбки не получилось.