Однако хуже всего было то, что водяные завесы совершенно скрыли от зенитчиков следовавшие за первой воздушные цели. Второму самолету противодействие оказывал только один «эрликон», установленный на барбете под левым крылом мостика, поэтому он вышел на цель почти без помех. Самолет шел точно по диаметральной плоскости корабля, но бомбардир, видимо, сбросил бомбы с небольшим запозданием. На этот раз их было три штуки. В первый момент показалось, что все они упадут в воду, минуя корабль, впереди него, но первая из них все-таки зацепила полубак. Она ударила между волноотводом и шпилем и взорвалась в помещении под полубаком, превратив палубу в груду исковерканной, фантастически скрученной и переплетенной стали. Даже после того как раскат взрыва стих, на мостике еще слышалось зловещее лязганье и дребезжание стали и железа. Взрыв, по-видимому, разбил шпиль, сместил стопор Блейка и разъединил якорную цепь: правый якорь и часть цепи с грохотом вырвались из клюза и, плюхнувшись в воду, устремились в арктические глубины.
Две другие бомбы упали в воду рядом с форштевнем. С мостика «Стирлинга», шедшего впереди на расстоянии десяти кабельтовых, казалось, что «Улисс» исчез под гигантским столбом воды. Но вода осела, а «Улисс», как и прежде, двигался вперед. Высокие носовые обводы крейсера скрывали полученную им рану. На полубаке не было ни дыма, ни пламени: обрушившиеся на полубак каскады воды проникли через зияющую пробоину в палубе и моментально захлестнули все очаги пожара внутри. «Улиссу» все еще везло…
Печально, но самый жестокий удар «Улисс» получил в результате своих действий. Огонь по пикирующим самолетам открыли и кормовые башни главного калибра. Пятидюймовые орудия стреляли по существу прямой наводкой, настолько была мала дистанция до целей. Первый же снаряд из орудий третьей башни начисто оторвал правое крыло приближавшегося третьего бомбардировщика. Кружась, как осенний лист, крыло медленно падало в море. Какую-то долю секунды «фокке-вульф» удерживался на курсе, но потом внезапно нырнул и стал падать вниз почти по отвесной траектории. Он летел прямо на палубу «Улисса».
Ни уклониться, ни даже подумать о том, чтобы уклониться, времени не было. Часть сброшенных самолетом бомб упала в кипящую кильватерную струю за кормой «Улисса» — он шел в этот момент тридцатиузловой скоростью, — а две пробили палубу на юте и взорвались: одна — в кормовом матросском кубрике, другая — в кубрике морских пехотинцев. Секундой позднее в переднюю стенку четвертой башни с размаху врезался искалеченный «фокке-вульф»: раздался оглушительный взрыв, и вспыхнуло ослепительное пламя горящего бензина.
К счастью, это была последняя атака на «Улисс». К счастью, потому, что теперь крейсер был совершенно беззащитен против налета авиации с кормовых курсовых углов. Четвертая башня вышла из строя полностью. Третья башня, уцелевшая каким-то чудом, была наполовину завалена горящими обломками самолета, кругом нее бушевало пламя и клубился густой черный дым. «Эрликоны» на шлюпочной палубе смолкли. Зенитчики, чуть не захлебнувшиеся в каскадах воды минуту назад, пытались слезть со своих сидений. Это было делом нелегким, потому что мокрая одежда замерзла и затвердела; чтобы хоть немного шевельнуться, ее приходилось буквально разламывать. Всех их быстро отправили в нижние помещения, к камбузным плитам, оттаивать. Процедура мучительная, но останься они на своих ледяных постах на палубе, смерть была бы неминуема.
Остальные самолеты, медленно набирая высоту, почему-то начали отклоняться влево. И хотя со всех сторон рвались зенитные снаряды, самолеты прошли сквозь них неповрежденными. Вскоре они, взяв курс на зюйд-ост, скрылись в облаках.
«Странно, — рассеянно подумал Вэллери, — они упускают такую благоприятную возможность использовать до конца преимущества внезапного удара и добить поврежденный крейсер… В чем-нибудь другом, а в трусости упрекнуть немецких летчиков пока не было оснований…»
Однако анализировать действия противника было некогда: надо было правильно воспользоваться передышкой…