Корабль Его Величества «Улисс»

В кормовой части крейсера возник большой пожар. Огонь бушевал в кубриках и на верхней палубе. Пожар в кубриках представлял большую опасность для находившихся под ними снарядных погребов третьей и четвертой башен. На корму уже спешили десятки людей из аварийных партий. Спотыкаясь, скользя и падая на обледенелую палубу, они на ходу торопливо разворачивали непослушные, затвердевшие пожарные шланги. Другие, тоже падая и снова поднимаясь, с трудом тащили на плечах или в руках огромные пеногонные огнетушители. Матросу Ферри не повезло. Несмотря на строгий приказ, он только что выбежал из лазарета, где лежал с переломом руки, и присоединился к своим товарищам, пытаясь помочь им. Пробегая по палубе с левого борта мимо развороченной корабельной лавочки, он поскользнулся и упал около третьей башни. Бортовых лееров в этом месте не было: их срезало обломившимся и упавшим за борт крылом самолета. Ферри отчаянно пытался зацепиться здоровой рукой или ногами за что-нибудь на палубе, но безуспешно: он продолжал скользить по накренившейся палубе к борту. В последний момент Ферри ухватился было сломанной рукой за торчавший обломок леерной стойки, но удержаться не хватило сил — и он упал за борт. Послышался душераздирающий вопль, но почти в тот же момент матроса накрыла огромная волна. У борта, где он упал, с бешеной силой и скоростью вращался левый гребной винт.

Первыми борьбу с огнем начали люди, прибежавшие с пеногонными огнетушителями. Однако пользы от них было мало, потому что в некоторых баллонах не срабатывали пусковые устройства, а с теми, которые действовали, подойти близко к огню было невозможно из-за обжигающего жара.

Небольшие, тетрахлорметановые огнетушители, которыми пытались бороться с огнем в нижних помещениях, оказались совершенно непригодными. Раньше ими никогда не пользовались, а матросы давно уже знали, что жидкость, которой они заряжены, — прекрасный пятновыводитель. Рядовых матросов нетрудно убедить в смертельной опасности тока высокого напряжения, в риске, которому они подвергнутся, если зажгут спичку в снарядном погребе, но вы никогда не убедите их в том, что они совершают преступление, отливая из огнетушителя несколько капель тетрахлорметана… Несмотря на строгость периодических осмотров, большая часть огнетушителей оказалась или совершенно пустой, или заполненной лишь частично.

С пожарными шлангами дело обстояло не лучше. Два из них присоединили к магистрали правого борта и открыли клапаны… но вода не шла. Магистраль замерзла. Не удивительно для трубопроводов с пресной водой, но здесь же была забортная, соленая! Третий шланг подключили к магистрали левого борта, но здесь, несмотря на все усилия, не отворачивался вентиль. Пришлось применить молоток и ломик. Вентиль хрустнул и отскочил прочь: под влиянием низкой температуры в металле, видимо, произошли какие-то молекулярные изменения и прочность его понизилась. Хлынувшая под большим давлением забортная вода окатила всех с головы до ног. Спайсер, вестовой покойного адмирала, отбросил молоток и даже заплакал от обиды. Еще один клапан на магистрали левого борта открылся, но, казалось, прошла целая вечность, пока вода проложила себе путь через сплющенный замерзший шланг.

Постепенно огонь на палубе стих, но не в результате усилий людей, а просто потому, что самолет и бензин сгорели, и на палубе не осталось ничего, что могло бы гореть. Воду из шланга и пену из огнетушителей направили теперь в зияющие рваные пробоины на палубе, чтобы сбить пламя, бушевавшее в кубриках. Через накаленные докрасна, беспорядочно наваленные, еще дымящиеся обломки карабкались две фигуры в асбестовых, жаростойких костюмах. Это были Николас и старший радиотелеграфист Браун, специалист по аварийным и спасательным работам.

Браун прибыл сюда первым. Осторожно пробравшись по обломкам, он поднялся к входной двери в четвертую башню. Те, кто стояли на палубе, видели, как он остановился там, чтобы закрепить тяжелую броневую дверь, потому что она то распахивалась настежь, то с грохотом вновь захлопывалась, когда корабль накренялся то на один, то на другой борт. Потом он шагнул внутрь башни. Менее чем через десять секунд он снова появился у двери, но уже ползком, на коленях, отчаянно хватаясь руками за края, чтобы удержаться. Все его тело конвульсивно скрючилось, а кислородная маска наполнилась блевотиной.

Николас видел это, все понял и не стал терять времени ни на четвертую башню, ни на обуглившиеся скелеты, все еще торчавшие в испепеленном фюзеляже самолета. Он быстро поднялся по скоб-трапу на площадку третьей башни, обошел ее вокруг и попытался открыть броневую дверь. Зажимные рукоятки не поворачивались то ли из-за мороза, то ли из-за перекоса двери в результате взрыва. Николас осмотрелся вокруг в поисках какого-нибудь рычага и увидел приближающегося Дойла, в тлеющей куртке, с кувалдой в руках. Десяток сильных, хорошо направленных ударов — и дверь открылась. Дойл закрепил ее и шагнул в сторону, уступая дорогу Николасу.