Корабль-греза

Вчера же — я первым сошел на берег — город стал тянуть меня, втягивать в себя, причем это началось сразу же, едва я вышел из гавани: втягивал меня в свои переулки; я уже не помню, по скольким лестницам и лесенкам я поднимался и по скольким маленьким скользко-истоптанным булыжникам шагал, которыми вымощены здешние узкие тротуары. Лиссабон вообще — это город мощеных улиц, булыжников проезжих дорог и булыжничков тротуаров; и вдобавок — старый коротенький трамвай, в котором, однако, сидели только туристы. <…>

Еще никогда, возвращаясь в Европу, я не испытывал такого чувства возвращения на родину. Я никакой не немец, думал я, а европеец, немец же лишь в таком смысле, в каком в Германии баварец является баварцем, саксонец — саксонцем, а уроженец Гессена — гессенцем.

8 мая 2014, Бискайский залив (Bleisee. Seemüd in der Biskaya).

Но самое поразительное, что уже сегодня Лиссабон представляется мне сном, правда — мощным, более чем мощным, почти полностью перекрывшим Санта-Крус. Я ведь там был настолько во-, в буквальном смысле, одушевлен! Теперь остался только Лиссабон, в моем духе. И Порт-Луи, на Маврикии, тоже остался, с такой же пластичностью. Все остальное растекается, блекнет, уже теперь, как если бы я в течение недели смотрел по телевизору передачи о путешествиях. Даже Капштадт. Мне понадобятся фотографии, если я захочу вспомнить. От Кабо-Верде в памяти остается только подводная руина, написанная Максом Эрнстом. Я стоял сегодня утром в почти североморской прохладе, отхлебывал жиденький кофе, курил сигариллу и пытался, километр за километром, восстановить в памяти свое путешествие, с соответствующей хронологией. Но Хронос такого не допустил; вместо этого вспыхивали отдельные временные грани, не связанные никакой последовательностью. Уличный перекресток в Гонконге, общий зал отеля «Сандансер» во Фримантле и южный мол там же, весь Порт-Луи, но уже Индийский океан сплавился едва ли не в один день, в периодические потоки тяжелых теплых ливней; потом — киты перед мысом Доброй Надежды; от Капштадта — уродливая береговая линия и черный рынок, на две трети погрузившийся в сон, а также некоторые лица торговцев, с которыми я пререкался. И вот я уже в пустыне: сегодня утром катание на верблюде кажется мне более долгим, чем все мои морские дни, вместе взятые. Как же это должно восприниматься Ланмайстером, который вообще никогда не покидает судна?

10 мая 2014. Гавр (Rückwärts einparken ODER Die Ankunft in Le Havre: https://dschungel-anderswelt.de › wieder-auf-see-21-bis…).

Хербст начинает рассказывать о Гавре, прерывает свой рассказ, и на этом путевой дневник вообще неожиданно обрывается. О прибытии «Астора» в Харидж и потом в Бремерсхафен мы вообще ничего не узнáем.

27 мая 2014 (OHNE ABER DIE FORTSETZUNG: Weshalb ich schwieg: https://dschungel-anderswelt.de › ohne-aber-die-fortsetzu…).

Из датированной этим числом публикации мы узнаём, что Хербст все еще в Гавре, то есть он преждевременно прервал свой круиз:

Нет, меня не похитили… <…> Но дело не только в том, что я почти сразу же после своего возвращения должен был ехать, чтобы выступить там с чтением, в Бамберг — об этом я тоже не хотел никого извещать, — главное, меня охватило отнюдь не неопределенное чувство тщетности моих усилий, от которого на море я мог убежать, даже не сознавая этого. С другой стороны, на море я должен был бежать от перманентного увеселительного оболванивания, что не всегда удавалось, да и не могло удаться, разве что я заперся бы в своей каюте. Так что теперь я был настолько наполнен, настолько накачан плохой музыкой, что не хотел больше слушать даже хорошую, бежал, можно сказать, от любого звука, хотел только тишины, а это значит также: тишины словесной. Обилие развлечений действительно причинило мне вред, почти в физическом смысле, и после этого требовалась фаза выздоровления. Потому и онемели «Джунгли». Тот факт, что «Арго» по-прежнему замалчивается, как, впрочем, и «Бамбергские элегии», тоже не способствовал моей боевитости. «Отступление», — подумал я и опять стал Ланмайстером. Но это не столько «отступление», сколько дрейф, оттекание: скольжение по течению. Назад.

Тут я понял, что вместо того, чтобы продолжить «Гавр» как текст, я должен реально продолжить пребывание в этом городе; и после того как я наконец снова смог слушать музыку — наконец, снова, — я сел в самолет и действительно полетел обратно; мне нужно было во Францию, нужно в любом случае, потому что в пятницу должно было состояться первое парижское чтение моей жизни, организованное моим переводчиком Прунье (20). <…>

Здесь я чувствую себя так, как если бы каждый день вел интенсивнейшие беседы с близкой мне женщиной, которая выходит из моря как проникающий в каждую складочку моей кожи голос. Ее глазами я читаю Мелвилла.