Корабль-греза

На ней опять была солнечная шляпа с широкими полями, но без вуали. В остальном она оделась в белое — в серебряное, подумал я. Поэтому все выглядело так, как если бы она была невестой Буффало Билла Коди. Поскольку в вестернах, которые мне известны, когда шериф женится, он носит то же, что и мистер Коди. То есть под воротничком у него вместо бабочки шнур с двумя свободными концами, скрепленными брошью, заменяющей узел галстука. Брошь вспыхивала между уголками воротничка всякий раз, когда мистер Коди поворачивался под лучами солнца. Оно же сегодня утром сияло, можно сказать, непомерно и проникало сквозь любой жесткий контур. Поэтому создавалось впечатление, будто тела и предметы испаряются.

Само собой, брошь была в виде буйвола, зеленого, вырезанного уж и не знаю из чего — из изумруда, возможно. Так что мистер Коди, возможно, заработал свои деньги на нефти. Во всяком случае, уже не на индейцах. Но вот что он знал о рояле и обо мне — было, хотя бы уже поэтому, очень странно.

И еще кто-то радостно захлопал в ладоши. Я не знал этого человека, который еще и крикнул: «Браво!» Между тем — вообще-то только теперь — к нам присоединилась мадам Желле.

Другие пассажиры давно лежали на своих шезлонгах.

Корабль двигался почти без качки, он только убаюкивал себя, убаюкивал всех нас.

Само собой, и места за столиками не остались незанятыми. Под натянутыми над ними тентами люди, не желающие получить солнечный ожог, соломинками потягивали свои напитки из разноцветных высоких бокалов. Из-за чего я сперва и не понял, что нужно от моря такому вот ковбою. Однако мистер Коди казался чем угодно, но только не человеком потерянным. Жаль, подумал я, что доктора Гилберна уже нет в живых. В мистере Коди он нашел бы партнера — к примеру, для покера. Который, как я вспомнил, был второй его любимейшей игрой, сразу после рулетки.

Но, сказала сеньора Гайлинт, есть одно условие. Вы должны позволить, чтобы вас немножко проинструктировали относительно того, чего лучше не делать с таким инструментом. У вас это не вызовет возражений?

На что я, само собой, промолчал, уже хотя бы потому, что невольно продолжал размышлять о мистере Коди. Так что мне вспомнилась моя собственная свадьба, совершенно без белого. Бюро записи актов гражданского состояния — и на этом, так сказать, всё. Вы согласны? И вы тоже согласны? Тогда, пожалуйста, поставьте свои подписи здесь. Сходили в ресторан, что-то там поели, вечером я перенес Петру через порог отеля «Кемпински». Вполне хорошо позанимались любовью, но этого я уже не помню. На следующее утро был завтрак, потом — на работу в бюро.

Вероятно, это сделает маленькая украинка, сказала сеньора Гайлинт, — то есть она покажет вам всё. Я, правда, еще ее не спрашивала. Но она наверняка будет не прочь немного подзаработать.

Я отвел взгляд от моря, потому что, Lastotschka, я не вполне ее понял.

Что за маленькая украинка? И что она должна сделать? Я, наверное, выглядел таким озадаченным, что все рассмеялись. После чего сеньора Гайлинт даже приподняла мою руку и обхватила ее сразу двумя своими ладонями. Вы понимаете, господин Ланмайстер, чтó я вам говорю? Вы меня слушаете? Мы просто спросим ее о часе, когда она в любом случае бывает свободна. Когда не должна упражняться, не так ли? — Патрик? Вы ведь точно доставите господина Ланмайстера туда? Мы еще посмотрим — это она, очевидно, сказала, опять обращаясь ко мне, — не удастся ли нам снова вдохнуть в вас жизнь! А по поводу оплаты, пожалуйста, даже и не думайте. Такую малость я охотно возьму на себя. Нет-нет, это для меня радость, чтобы не сказать счастье. Как хорошо, что доктор Самир обратился ко мне. Иногда очень хорошо, когда ты можешь задействовать свои связи. Это даже не было трудно.

А между тем я все еще не знал, о чем идет речь. Только — что вскоре мне больше не придется садиться за рояль тайком. Уже в этом ощущалась некоторая избыточность. При всем желании я не мог не почувствовать себя, так сказать, перекормленным. Но тот звук я теперь слышал снова.

Звезды качаются. Весь Универсум качается и наклоняет небо. Два метра вверх, два метра вниз. И снова — вынырнуть на два метра из чернильной ночечерноты.

Я не знаю, чего я опасался. Но в моем шкафу заскользили стаканы. Что-то с грохотом обрушилось вниз.

Так что я, на сей раз без паники, перебрался, действуя только руками, в кресло-каталку, что получилось вполне удачно. Немного боли не в счет. Она была даже важна. — Благодаря ей я ощущал себя.

Я хотел непременно — наружу. Плевать, что на мне только пижама, потому что с купальным халатом не прокатило. Поскольку весь день было настолько тепло, теплой должна быть и ночь. Просто внутри этого не замечаешь, из-за проклятого кондиционера.