Он рассказывал их истории. Этим изумрудом, сверкающим среди бирюзы, Клеопатра запечатывала свои письма к Антонию. Этим бриллиантовым ожерельем кардинал де Роган собирался купить благосклонность Марии-Антуанетты и затеял тот самый судебный процесс, который послужил одним из толчков Революции и в конце концов стоил несчастной королеве головы. Этой короной украсил кудри своей возлюбленной Нель Гвинн король Чарльз. А вот кольцо с царственными рубинами, которое Монтеспан, желая смягчить сердце Короля-Солнца, передал отравителю ла Вуатюру, чтобы тот сделал его приворотным амулетом.
Под конец Сатана вручил яркой маленькой француженке, сидевшей справа от него, браслет с сапфирами, когда-то принадлежавший, по его словам, Лукреции Борджиа. Меня очень заинтересовало, чем она это заслужила и что он имел в виду, называя имя первого владельца. Но в этой тайне была некая изюминка — всеобщего удовольствия она не испортила.
Никакой мелодраматической секретности, идиотской конспирации, когда вместо имен представляются номерами, не было в этом собрании, и власть Сатаны стала внушать мне еще большее почтение. Его люди встречались лицом к лицу. Мысль о совместном предательстве была просто невероятна. Они чувствовали себя в полной безопасности под его защитой. Без сомнения, все или многие из них были свидетелями и моего восхождения, и трагедии Картрайта, но они ничем не выказывали этого.
Они пожелали Сатане спокойной ночи. Я тоже поднялся, собираясь уйти вместе со всеми, но он перехватил мой взгляд и покачал головой.
— Останьтесь со мной, Джеймс Киркхем, — приказал он.
Скоро мы остались одни. Стол был убран, слуги ушли.
— Итак, — он пристально смотрел на меня поверх огромного бокала, который держал в руке, итак, вы проиграли.
— Однако я проиграл не все, что мог, Сатана, — улыбнулся я. — Поднимись я немного выше — и мне пришлось бы падать столь же глубоко, как вам в очень далекие времена, — прямиком в Ад.
Любое путешествие, — мягко заметил он, — не лишено интереса. Но год скоро минует, и у вас опять будет возможность.
— Вы имеете в виду возможность провалиться, — рассмеялся я.
— Вы играете с Сатаной, — напомнил он и вновь покачал головой. — Нет, вы не правы. В мои планы входит ваше присутствие на земле. Однако я хвалю ваше благоразумие на лестнице. Признаться, вы удивили меня.
В таком случае, — я встал и поклонился, — я начал свою службу со значительного достижения.
Возможно, этот год окажется полезным для нас обоих, — сказал он. — А сейчас, Джеймс Кирк-хем, я требую вашей первой услуги для меня.
Сердце мое учащенно забилось, я сел, ожидая продолжения разговора.
— Нефриты Йаннана, — произнес он. — Это правда, что я смоделировал обстоятельства так, что, проявив известную сообразительность, вы могли их сохранить. Верно также и то, что, окажись эти нефриты у меня, я был бы очень доволен. Я был вынужден выбирать одно из двух удовольствий. Очевидно, что, как бы ни легли карты, мне предстояло испытать некоторое разочарование.
Другими словами, сэр, — вставил я совершенно серьезно, ~ даже вы не можете съесть пирожок и оставить его нетронутым.
— Это точно, — ответил он, — еще один недостаток столь непродуманно устроенного мира. Нефриты в музее. Пусть они там и остаются. Но я должен получить компенсацию за свое разочарование... Я решил принять от этого музея нечто другое, хранящееся там и давно привлекающее мое внимание. Вы убедите отдать мне это, Джеймс Киркхем.
Он многозначительно поднял бокал и отпил. Я последовал его примеру, не питая никаких иллюзий по поводу его недомолвок.
— Что вы имеете в виду? — спросил я. — И каким методом убеждения я должен воспользоваться?
— Это задание не из трудных, — сказал он. — Оно вполне подойдет для подвига-испытания, который в старые времена полагалось совершить перед посвящением в рыцари. Я придерживаюсь этой традиции.
— Я поклоняюсь старым правилам, сэр, — ответил я ему.