Глаза женщин светились, как маленькие самоцветы — синие сапфиры, темные и светлые, бархатночерные, солнечно-желтые и волшебно-янтарные, серые, как острие меча, освещенное светом зимней луны.
Пышнотелые и девически стройные, они качались на волнах и взывали к воинам Нергала, манили их к себе.
В их зове слышалось голубиное воркование, жалобный крик чайки, страстный призыв ястреба, сладость и горечь. Услышав этот зов, чешуйчатое войско дрогнуло, остановилось. Натянутые луки опустились, мечи упали в воду, копья закружились в пучине волн. Мертвые глаза воинов загорелись вожделением.
Раздался призывный клич. Воины рванулись вперед к женщинам..
Гребни волн, по которым шло закованное в броню войско, столкнулись с волнами, на которых восседали прекрасные женщины. Закованные в броню руки обняли их обнаженные плечи, а облака волос, темных, лунно-серебристых и пшенично-золотых, окутали черно-красную броню.
Корабль спешил вперед; воины и женщины слились воедино со сверкающим, переливающимся потоком, который уносил их; волны качались и вздыхали, они были душой влюбленного моря.
— Иштар! Возлюбленная Мать! — молилась Шаран. — Хвала Иштар!
— Хвала Иштар! — отозвался Кентон, преклоняя колено.
Поднявшись, он притянул девушку к себе.
— Шаран! — прошептал он. Нежные девичьи руки сплелись у него на шее.
— Господин мой, я молю о прощении, — вздохнула Шаран. — Я молю о прощении! Но как же мне было знать правду, когда ты лежал на палубе? Я думала, что тебе страшно, — а потом ты исчез! Я любила тебя, — и все же откуда мне было знать, что ты так могуществен?
От нее исходило благоухание, и Кентон был буквально потрясен, от близости ее нежного тела у него перехватило дыхание.
— Шаран! — бормотал он. — Шаран!
Их губы встретились, опьянение жизнью загорелось в жилах Кентона, в сладком пламени губ Шаран сгорели все обиды, нанесенные ей Кентоном.
— Я... отдаю себя... тебе, — прошептала Шаран.
Кентон словно вспомнил что-то...
— Нет, Шаран, — ответил он. — Это я беру!
Взяв ее на руки, он шагнул в розовую каюту, захлопнул ногой дверь и задвинул засов.
Сигурд, сын Тригга, сидел на пороге розовой каюты. Он чистил меч черного жреца, тихо напевая какой-то древний свадебный гимн.
На черной палубе Гиги и Зубран сбрасывали за борт мертвые тела и прекращали мучения еще не умерших, бросая их вслед за остальными.
Два голубя один за другим вспорхнули с цветущих деревьев и опустились вниз. Продолжая напевать, викинг наблюдал за ними. Вслед за этой парой спустились и остальные. Они ворковали, пытливо склоняя головки набок, шептали и целовались. Выстроившись полукругом перед закрытой дверью каюты, белогрудые голуби с красными клювами и алыми лапками шептались, ворковали, лаская друг друга, и устилали путь, лежавший перед Кентоном и Шаран, белоснежным ковром.
Их повенчали голуби Иштар!
ЧАСТЬ 3
— Кентон, мой дорогой повелитель, — шептала Шаран, — даже ты, наверное, не знаешь, как велика моя любовь к тебе!
Они сидели в розовой каюте, голова Шаран склонилась на грудь к Кентону.
Человек, смотревший в это прекрасное лицо, был совсем другим Кентоном. В нем не осталось ничего прежнего. Он стал выше, его лицо и грудь, не закрытая легкой туникой, казались бронзовыми от загара. В бесстрашных голубых глазах смеялась отчаянная дерзость, смешанная пополам с суровой жесткостью. На левой руке Кентона выше локтя светился широкий золотой браслет, на котором Шаран вырезала таинственные знаки. На ногах были надеты легкие сандалии, украшенные магическими символами Вавилона, чтобы ноги Кентона никогда не сбились с тропы любви, ведущей к Шаран, к ней одной.
Сколько же прошло времени с тех пор, как он сразился с черным жрецом, подумал Кентон, крепко обнимая Шаран. Казалось, целая вечность — и как будто это случилось вчера. Сколько же?
Он не знал: в этом мире без времени вечность и вчерашний день сливались воедино.
И Кентону уже было безразлично, сколько времени минуло с того дня.
Корабль плыл вперед, скользил по лазурным волнам, а память о той, другой жизни стиралась и пропадала за горизонтом сознания, как земля скрывается с глаз наблюдателя, стоящего на корабле, который уходит в море. А если Кентон вспоминал о той жизни, душу его охватывал леденящий страх при мысли, что он может перенестись обратно в свой прошлый мир.
Покинуть корабль! Покинуть Шаран, никогда не вернуться!