«Корабль любви», Тайбэй

Ксавье уже сидит на диване, когда я вхожу в холл пятого этажа; три верхние пуговицы на его черной рубашке расстегнуты, карандаш скользит по листу альбома, лежащего на коленях. Он рисует в открытую, что для него не свойственно. Рядом с ним хрестоматия и коробка конфет «Борода дракона». Пальцем Ксавье убирает с глаз волнистые волосы.

— Все в порядке?

Я плюхаюсь возле него и открываю коробку с конфетами.

— Сначала родители силком загнали меня сюда, а теперь пытаются против воли вернуть домой. Когда я наконец-то собрала танцевальный коллектив!

Когда наконец почувствовала себя здесь как дома.

— Я тоже не хочу, чтобы ты уезжала.

Ксавье массирует мне шею прохладными пальцами, а я пытаюсь побороть чувство вины. В конце концов я отодвигаюсь:

— Не надо.

Он кладет руку себе на колени:

— Если они ждут снижения цены на билет, то вряд ли дождутся.

— Будем надеяться.

Но меня волнует не билет. Я борюсь с тревогой, с чувством вины, которое накрыло меня с головой, когда я вчера увидела маму. Углубившиеся морщины вокруг ее глаз. Чашку с травяным настоем, который она пьет от непрекращающихся болей в спине. Ее бульдожью готовность драться за каждый доллар.

— Я принесла немного риса. — Я держу полиэтиленовый мешочек с пригоршней отварного риса, выпрошенного у поваров. — Можно сделать рисовоглиняные буквы.

Это совет Перл. Мы смешивали рис с серой глиной и лепили на столе буквы, пока рис не затвердевал.

— Круто, — говорит Ксавье и показывает видавший виды DVD-диск. — На сегодняшний вечер у меня припасено кое-что другое. «Фонг Сайюк». Ты ведь сказала, что его стоит посмотреть.

Фильм про кун-фу.

— Я сказала: наверное, — улыбаюсь я. — В первый день, когда ничего не понимала. Он вспомнил. — Я согласна.

Ксавье вставляет диск в DVD-плеер и гасит свет. Фильм старый, актеры переигрывают, но по мере того, как на экране разворачивается история, я все глубже вжимаюсь в диван. Мне приходится читать субтитры: честолюбивый китайский боец участвует в состязании, чтобы получить руку дочери могущественного бандита, а затем отправляется спасать своего отца.

— Не могу поверить, что смотрю это. То есть такие фильмы любит мой отец. Некоторые девичьи штучки довольно старомодны, но сама история хорошая.

— Знаешь, у фильмов о кун-фу дурная репутация. На самом деле они не про драки. А про честь. Про славу. Про самопожертвование.

Ксавье бьет себя в грудь, вызывая у меня улыбку.

Когда начинаются титры, я аплодирую.

— Вот это да! Когда Джет Ли взваливает погибшего друга себе на спину и вместе с ним одолевает врагов, это потрясающе…

— Величайшая сцена в истории кино о кун-фу.

— Прямо мурашки по коже. Ты был прав насчет хореографии. Спасибо. Я бы никогда не стала смотреть это сама.

Ксавье заправляет прядь волос мне за ухо. Его пальцы задерживаются у меня на шее, но в этот раз я не отстраняюсь. Мне давно пора спать, но Мэйхуа еще не пришла.

— Почему ты мне доверяешь? — спрашиваю я.

Его пальцы скользят по моей руке вниз, до локтя, очерчивая контур фигуры.

— Ты никому не рассказывала про мои рисунки?

— Рассказывала — до того, как узнала, что они твои.

— Вот именно.

Хотя весь «Корабль любви» считает сплетни невинным развлечением, мне в голову не приходило разболтать, что это он рисовал мои портреты.

— Я не выдаю чужие секреты.

Пальцы Ксавье касаются тыльной стороны моей ладони.

— Большинство людей это не останавливает.

Я высвобождаюсь.

— Можно посмотреть новые наброски?

Ксавье на миг удерживает мой взгляд. Потом кладет мне на колени свой альбом и показывает пятиарочные ворота Национального дворца-музея. Кусок мяса из яшмы — желтоватая прослойка лоснящегося жира аппетитная, будто настоящая. С каждой новой страницей наброски становятся все увереннее.

— Ты должен сделать свой номер для шоу талантов, — говорю я.

— С картинами? — усмехается Ксавье.

— Конечно, почему нет? Можно сделать эскиз настенной росписи и выставить его в зале.

— Я лучше буду показывать свои рисунки тебе.

Под его взглядом я заливаюсь румянцем. И кошусь в сторону прямоугольного футляра, из которого Ксавье достает узкий рулон. Он разворачивает рисунок, изображающий трех стариков в черных шляпах, сидящих в ряд; позади них виден продавец кухонной утвари на вечернем рынке. Бороды у стариков седые, с редкими черными прядями. Их хлопчатобумажные одеяния залатаны, местами запылены. Необычный выбор сюжета для парня из состоятельной семьи.

— Я увидел их и подумал, что, наверное, когда ты стар, то обретаешь покой. Может, весь секрет в том, чтобы офигительно долго жить рядом с подходящими людьми.

— О… — В моем сердце звенит нежная струна. — Мне нравится.

Над стариками действительно висит облако покоя. И задумчивости. Ксавье обнажил свою душу.

— Я нарисовал это для тебя, — бормочет он.

Сама не сознавая, я наклоняюсь ближе и задеваю своего собеседника коленом. Чувствую запах геля для волос и одеколона. Закрываю глаза и пытаюсь дышать ровнее. А вдруг я действительно решила идти одним путем с ним? Ксавье рисует, я танцую, мы оба занимаемся искусством и подбадриваем друг друга. Он нарисовал десятки моих портретов и как будто уверен во мне.

— Ксавье, я не знаю…