«Корабль любви», Тайбэй

— Ты не твоя мать. Ты, черт возьми, поступила в Дартмут! — Я встряхиваю Софи за плечи. — Ты торгуешься как дьявол, ты умнее девяноста девяти процентов населения планеты, в том числе, насколько мне известно, — большинства парней. Почему бы тебе самой не заработать миллион долларов?

Софи хлопает глазами, точно я порю несусветную ерунду. Но затем спускает ноги.

— Мама не велела мне подавать заявление в Дартмут. Вот твои родители одержимы успеваемостью. А моя мать — полная им противоположность. Она говорила, что меня не возьмут, а теперь, когда меня взяли, беспокоится, что я настраиваю себя на неудачу. Видимо, как и она сама.

«Почему ее мать так слепа?» — проносится у меня в голове. Впрочем, в глубине души я начинаю что-то понимать. Она напоминает мне папу, раздавленного тяжестью не пригодившегося образования. Но вместо того, чтобы подталкивать свою дочь к новым высотам, мама Софи пыталась уберечь ее от тех же неудач.

— Софи, когда-нибудь ты будешь управлять целыми компаниями. И попадешь в список самых влиятельных женщин, — говорю я, твердо убежденная в этом. — Уж ты мне поверь.

Моя подруга наматывает одеяло на кулаки. Ее глаза увлажняются.

— Я никогда… — Она задыхается. — Никогда и ни с кем не поступала так жестоко, как с тобой.

— Да, это было жестоко.

Но я кое-что узнала о себе. Очутившись на дне, я нашла в себе силы снова подняться.

— Я знала, что ты никому не проболтаешься, — и ты не проболталась. Мне хотелось исполосовать тебе лицо за то, что произошло с Ксавье. Но все это время я понимала, что ты лучше меня. Я понимала, что именно поэтому ты нравишься ему больше меня.

— Я не лучше тебя. Я ревновала. — Я всю дорогу ревновала к Меган, потом к Софи. К Дженне. — Я была не уверена в себе и в итоге причинила всем боль.

Софи сжимает кулаки, обернутые простынями:

— Я напечатала двадцать твоих фотографий. Пыталась вернуть оставшиеся, но не знаю, у кого они сейчас. Если вообще есть у кого-нибудь.

Двадцать! Я с трудом сглатываю. Таким образом, на руках еще пять снимков, если только один из них пока не попал на беспредельные просторы интернета. Я открываю синий веер Софи и передаю ей:

Ты не хочешь присоединиться к моей танцевальной команде?

Ее глаза расширяются, когда она берет веер, вертит его в руках.

— Что я буду делать?

— Танцевать с нами.

Она почти улыбается.

— Я видела, ты двигаешься, — продолжаю я. — Можно поставить тебя в центре или сзади, как захочешь. Только обещай, что утром мы поговорим с Мэйхуа о Маттео.

— С Мэйхуа?

Я киваю:

— Мэйхуа не Драконша. Но хорошо ее знает. Она поможет нам найти управу.

Моя подруга складывает веер и неуверенно потирает щеку:

— Нехорошо, когда девушки ябедничают, верно?

— И раскачивают лодку.

Мы замолкаем. Потом Софи кивает:

— Договорились!

И я обнимаю ее.

* * *

Я разыскиваю Мэйхуа за завтраком, и мы втроем уединяемся в алькове рядом с вестибюлем. Худое лицо Мэйхуа мрачнеет, когда мы рассказываем ей о происшествии. Затем она берется за дело. Пятнадцать минут спустя Мэйхуа, Софи и я уже сидим в кабинете перед Драконшей. Мэйхуа на беглом, безупречном китайском языке докладывает, что приключилось с Софи и как это может скомпрометировать лагерь. Через полчаса Маттео отправляют собирать вещи. Он исчезает прежде, чем кухонные работники успевают убрать со столов после завтрака. Софи чуть не плачет, обнимая Мэйхуа, и я тоже.

* * *

Во второй половине дня Софи, непривычно сдержанная, с синяком под глазом, который скрывают косметика и тень соломенной шляпы, присоединяется к нашей команде на мокром после дождя заднем дворе. Прошедшая гроза сорвала с кипарисов всю листву; вид у моих танцовщиц такой же мрачный, как у деревьев: они недовольны ее появлением.

— Шутишь, что ли? — хмурится из-под голубых волос Дебра, щекоча губами мое ухо. — Мы слишком много работали, чтобы позволить ей нанести нам удар в спину. Особенно после того, что она натворила. Эвер, одумайся!

Я пожимаю Дебре руку, благодарная ей за заботу, пусть и неуместную.

— Все будет хорошо, — шепчу я и повышаю голос: — Девочки! Прогоним весь номер.

Мои танцовщицы в эластичных футболках, шортах и леггинсах великолепны: пятнадцать сильных, совершенно разных по типу тел, двигающихся в едином ритме. Софи сидит на скамейке и критически наблюдает. Зачем — мне невдомек. Она, похоже, не жаждет с нами танцевать. Я не знаю, как ее втянуть, хотя очень хочу найти способ, но потом отвлекаюсь на танец. По мере развития номера пробел — то, чего не хватает постановке, — становится для меня все более очевидным. Как дыра в парашюте, мешающая ему принять правильную форму.

— Ты не улыбаешься, Эвер, — замечает Лора, когда мы заканчиваем. — Что-то не так?

— Прости. Этот недостающий опорный шест…

— Я тоже заметила, — вставляет Лина, поправляя на голове красную повязку. — Почему бы тебе не сделать сольный выход? Некое движение, занимающее сцену. Мы построимся вокруг тебя.

— Мне нельзя…