Корабль мечты

– Да что ты понимаешь в уловках дьявола, болван! – напустился на него Святой. – Вот, например. Думаешь, это просто родинка? Нет, это поцелуй Сатаны!

И вновь Джудитта почувствовала огонь на своей коже.

– Прошу вас… Прошу вас… – завопила она.

– Слышишь, как эта ведьма корчит из себя невинную девицу? – презрительно расхохотался брат Амадео. – Ей почти можно было поверить, да?

Палач промолчал.

– Положи щипцы в огонь, – приказал брат Амадео.

– Дознаватель… Вы увидели все, что нужно… – возмутился палач.

– Раскали щипцы, – настаивал Святой. – И для сосков тоже. Я заставлю эту ведьму сознаться! Я заставлю ее проявить свою гнусность!

Палач подошел к жаровне и сунул в нее щипцы, затем снял со стены изогнутые клещи, похожие на те, которыми людям рвали подгнившие зубы, и тоже положил их на угли.

– Сбрей ей волосы подмышками и на голове, – приказал Святой. – Потом поставь горячую клизму и приготовь расширитель для осмотра зада.

Палач остановился, точно собираясь в очередной раз возразить и отказаться выполнять этот приказ, но затем передумал. Тем временем брат Амадео склонился к уху Джудитты.

– Я волью в тебя жидкий свинец, если ты не сознаешься в своих злодеяниях, – прошептал он. – Волью во все твои отверстия, оскверненные Сатаной. – Монах злорадно ухмыльнулся. – Тогда мы посмотрим, явится ли твой господин, чтобы спасти тебя. Посмотрим, стоило ли тебе продавать свою душу.

– Прошу вас… Пожалуйста… – рыдала Джудитта.

Больше она не смогла произнести ни слова.

Палач подошел к ней с бритвой, кувшином воды и щелоком и осторожно побрил вначале одну, потом вторую подмышку. В конце концов он намылил ей волосы на голове и как раз приставил бритву ко лбу, когда дверь в пыточную распахнулась.

– Кто осмеливается мешать нам?! – вскинулся брат Амадео.

Четверо стражников в форме солдат Светлейшей Республики вошли в комнату и встали по двое по обе стороны от двери. За ними вошел какой-то церковник в скромной, на первый взгляд, черной рясе, но стоило лишь присмотреться, чтобы по блеску ткани понять, что его наряд обошелся в целое состояние. За ним, опираясь на двух юнцов, похоже, лишь собиравшихся принять постриг, в дверном проеме появился какой-то худой старик. Невзирая на кажущуюся тщедушность, он сразу производил впечатление человека, наделенного огромной властью. На голове у старика была шапочка с красным плюмажем, а в руке – золотой жезл епископа.

– Его преосвященство Антонио Контарини, патриарх Венеции, – объявил одетый в черное священник.

Палач, как и два стражника, раздевших Джудитту, глубоко поклонились. Брат Амадео поспешно подбежал к главе венецианского духовенства и бросился перед ним на колени, пытаясь поцеловать кольцо на его руке.

Патриарх с отвращением отвернулся.

– Целуй кольцо, только руки не коснись. – Голос у него был старческий, дребезжащий, но все еще исполненный решимости. – Меня пугают твои руки.

Святой потянулся губами к кольцу и приник к нему поцелуем, не касаясь затянутой в перчатку руки патриарха.

– Насколько я могу судить, мы успели как раз вовремя. – Патриарх скользнул взглядом по связанной обнаженной девушке на столе и пыточным инструментам, уже накалившимся в жаровне. – Гаси огонь, палач.

– Но, ваша святость… – заикнулся брат Амадео.

Патриарх вперился в него испепеляющим взором.

– Не смей перебивать меня, – сказал он. – К тому же это ты у нас Святой. – Епископ повернулся к своему спутнику в черной рясе, иронично улыбаясь. – Стул!

Два молодых послушника принесли стул и помогли патриарху присесть. Старик устало вздохнул. Он поднес большой и указательный пальцы к основанию носа и потер переносицу, точно пытаясь отогнать головную боль. Священник в черном подал ему под нос какую-то бутылочку и вытащил из нее пробку. Патриарх понюхал жидкость и закашлялся, но, похоже, ему стало легче. Он с благодарностью кивнул священнику.

– Рим уже давно требует проведения открытого процесса, хотя это и не соответствует нашим законам, – продребезжал он. – Но такой процесс докажет власть матери нашей Церкви в Венеции, ибо Риму не по душе политика Светлейшей Республики, особенно учитывая преходящесть власти дожей. – Он поморщился.

Конечно же, ему, человеку благородному, уроженцу Венеции, верившему в идеалы независимости и свободы Республики, такой приказ главы Церкви был не по нраву. Но как лицо духовное он вынужден был повиноваться.

– Да свершится воля Божья. – Контарини посмотрел на брата Амадео. – А что может быть лучше для открытого процесса, чем эта история с еврейкой, которая напускала темные чары на женские платья и так воровала души их владелиц? Об этом сейчас все говорят, эта сказочка впечатлит простой народ, певцы и поэты будут от нее в восторге… Чужестранка, к тому же еврейка, иной веры, угрожает благополучию Венеции. И Церковь – Церковь! – с нажимом повторил он, – спасет жителей Республики Венеция. Я прав, Святой?

– Вы совершенно правы, патриарх. – Брат Амадео низко поклонился.

– И поэтому, дознаватель, – сказал Контарини, – не убейте ее еще до начала процесса…

– Нет, патриарх, я…

– Не перебивай меня!

Святой униженно стоял на коленях.