Корабль отплывает в полночь

На этот раз мороз продрал меня по спине. Приятное такое ощущение. Я поняла, что ухмыляюсь в ответ. Теперь я знала, к чему готовилась последние двадцать минут.

– Я согласна. Считай меня членом труппы.

Сид вскочил, обхватил меня за плечи и расцеловал. В ощущениях это похоже на прямое попадание бомбы.

– Шикарно! – воскликнул он. – Сегодня ты будешь играть Придворную даму в сцене с сомнамбулой. Мартин, где ее костюм? А теперь внемли мне и запоминай. – Голос стал мрачным, холодным. – «Когда в последний раз бродила спящая?»

Все мужество покинуло меня – схлынуло, как вода по наклонному желобу.

– Но, Сиди, сегодня я никак не могу. – Голос у меня был наполовину умоляющий, наполовину взбешенный.

– Сегодня или никогда! Сегодня чрезвычайные обстоятельства – у нас не хватает актеров. – И опять его тон изменился. – «Когда в последний раз бродила спящая?»

– Но, Сиди, я же не знаю роли!

– Должна знать. Ты двадцать раз слышала эту пьесу. «Когда в последний раз бродила спящая?»

Мартин оказался у меня за спиной – натягивал мне на голову светлый парик, просовывал мои руки в светло-серое платье.

– Но я не учила этих строк! – завопила я, глядя на Сиди.

– Врешь! Десятки раз я видел, как ты двигала губами, следя за представленьем из кулис. Закрой же очи, дева! Мартин, отойди от нее. Закрой же очи, дева, выбрось все из головы и слушай, только слушай. «Когда в последний раз бродила спящая?»

Я услышала в темноте свой голос – ответ на эту реплику. Сначала шепотом, потом погромче, потом во все горло, но мрачно:

– «После отъезда его величества к войску я это видела довольно часто. Она встает с постели, накидывает ночное платье, отпирает письменный стол, берет…»

– Брависсимо! – воскликнул Сиди и снова принялся тискать меня.

Мартин тоже похлопал меня по плечу, а потом присел на корточки и начал застегивать на мне снизу одеяние.

– Но это же только первые строки, Сиди, – возразила я.

– Этого достаточно!

– А вдруг у меня ничего не получится? – спросила я.

– Выбрось все из головы, и получится. К тому же я буду рядом, у меня вторая роль – врач, и в случае чего подскажу.

«Ну, тогда я в обеих моих ипостасях могу быть спокойна», – подумала я.

Но тут мне в голову пришло кое-что еще.

– Сиди, – с дрожью в голосе спросила я, – а как мне играть Придворную даму, делая вид, что я мужчина?

– Мужчина? – переспросил он. – Сыграй ее, не споткнувшись и не растянувшись, и я буду счастлив сверх всякой меры! – С этими словами он шлепнул меня по заду.

Пальцы Мартина добрались до предпоследнего крючка. Я его остановила, сунула руку за воротник свитера и схватила амулет – жетон метрополитена, висевший на шее, – и дернула. Цепочка резанула кожу, но порвалась. Я хотела было зашвырнуть жетон подальше, но вместо этого улыбнулась и уронила его на ладонь Сиди.

– Сцена с сомнамбулой! – зашипела нам Мод от двери.

VII

У смерти, знаю я,

дверей сто тысяч разных,

И каждый сквозь свою выходит,

и известно,

У них так петли

странно сделаны —

Открыть их можно

в обе стороны.

Из пьесы Джона Уэбстера «Герцогиня Мальфи»

С актером на сцене вот какая ерунда происходит: он может видеть публику, но не может смотреть на нее, если только он не рассказчик или не клоун какой-нибудь. Рассказчиком я не была (Грендель[145] знает!), а вот клоуном до смерти боялась показаться, когда Сиди вывел меня из-за кулис на сцену по ковру, который ногами ощущался как обычная земля; при этом Сиди вцепился в мою левую руку, как поймавший карманника полицейский.

На нем был темно-серый балахон, в котором он смахивал на грустного монаха, а капюшон – в этой его роли врача – закрывал всю голову, так что лица вовсе не было видно.

Череп у меня гудел и пульсировал, в горле пересохло, сердце бешено колотилось. А ниже тело казалось пустым, съежившимся, как после электрошока, и при этом ощущение, будто на мне металлические штаны, холодные как лед.

Я услышала голос издалека, словно за два миллиона миль раздававшийся: «Когда в последний раз бродила спящая?» А потом чугунный колокол прозвонил ответ, – наверно, это был мой голос, что поднимался по телу от металлических штанов: «После отъезда его величества к войску я это видела довольно часто. Она встает с постели…» и так далее, пока на сцене не появился Марти: глаза горят, белый шарф наброшен сзади на черный длинноволосый парик, в правой руке чадит толстенная свеча, воск капает на кисть; он начал эти сомнамбулические полупризнания леди Макбет в убийстве Дункана, Банко и леди Макдуф.

И вот что я увидела тогда не глядя. Так реальная сцена возникает перед мысленным взором в воспоминаниях, парит на фоне чего-то туманного и неразборчивого, начинает мигать перед глазами или в моем случае – действовать. Все это время, как вы помните, Сид крепко держал меня за руку, потом откуда-то из темного хранилища памяти, о чьем существовании я никогда не подозревала, прозвенели шекспировские слова.