Корабль-звезда

Она видела, как Тананарив общается с Ледоразумами, как в сдвоенном горниле интуиции и рассудка стремительно куется воспринятое. Значит, Ледоразумы сумели к ней подключиться! Изумительно. Однако кажется вероятным, что лишь для беседы с этим капитаном Редвингом. В любом случае им было бы уместнее воспользоваться для дипломатических переговоров каналами разума Бемора…

Палуба спазматически дернулась. Мемор едва сохраняла равновесие. В стенах эхом отдавались пронзительные крики.

Образы и переговоры конденсировались в сознании Мемор – так обретает форму водяной пар. Значения слов менялись и расплывались в неутомимом переводе. Мемор интересовали нюансы, а не предельная точность. Что-то про капитана Редвинга и Струю, да… и о том, как люди могут помочь в контакте с глорианцами. Потребность вмешаться в действия Редвинга и…

Ее сбило с ног мощным рывком. С трудом поднявшись, Мемор полезла за сеткой, которая не была закреплена и потому слетела с головы. Когда датчики вновь были готовы к работе, по живому кораблю пробежала очередная судорога. Асенат, кубарем вылетев из водяного насеста, врезалась в напарницу.

– Мы на месте! – завопила Асенат. – Отключайся!

– Но приматка…

– Бемор за ней присмотрит, он говорит, нужно вылезать и бежать в центральный бункер. Давай!

Асенат развернулась и убежала.

Мемор помедлила. Ей хотелось узнать, о чем говорят Ледоразумы. Она перезапустила конфигуратор и устроилась было на прежней позиции, но тут на нее рявкнули:

– Уходи! Я об этом позабочусь.

Она обернулась и с облегчением увидела Бемора. Корабль вздрогнул, из коридора донеслись громкие хриплые стоны. Мемор поспешила прочь.

Спустя несколько мгновений она оказалась снаружи, в потемках. Тут же споткнулась и упала. Крики, вопли, удары. Скальная порода тряслась и раскалывалась, гнулась и выпячивалась. На пути к бункеру возникла большая яма. Отовсюду несся резкий шум, почва словно перемалывала себя, возносились фонтаны серой пыли.

В небесах разворачивался черный кипящий занавес. На его темном фоне сверкали сполохи молний, точно в глазах хищного зверя. Ветром принесло острый запах озона. Потом налетел дождь.

Нет, не дождь. Грязепад. Хлопья грязи, снаружи сухие и твердые, внутри мягкие. Они метелью сыпались с небес, ударяя Мемор по голове.

– Из какого-нибудь водоема, – подумала вслух Мемор, – выбросило при столкновении с чем-то…

Она выдвинула длинный язык и попробовала теплый дождь на вкус, точно воду из ванной. Соль. Цунами великого моря забросало грязью даже эту высокогорную твердыню. Мемор сложила перья тесным жестким дождевиком.

Теперь по небу растекалась угольно-черная лужа; тучи надвигались друг на друга, точно смешивающиеся жидкости. Погожий радостный день обернулся темной ночью, но фейерверки в небе стали ярче даже звезды и Струи. Бело-голубая вспышка высветила все кругом и канула во мрак.

– Бемор!

Ответа не последовало. Она поднялась и заковыляла вперед в свете молний. Ноги были будто надувные.

Молнии выхватили из тьмы новое препятствие – расщелину. Раскололась сама скала, края разлома были совсем свежие и острые. Мемор едва различала противоположную сторону ущелья. Далеко. Даже в низкой гравитации не перепрыгнуть, во всяком случае, никому из тяжеловесных Птиц это не под силу. Ущелье преграждало путь к станции.

Мемор гневно, безнадежно озиралась. На одном с нею краю ущелья, также в отчаянии, сбились в кучу помощники и члены экипажа небесной рыбы. Она обоняла резкие запахи их страха. Асенат с ними не было. Очередная голубовато-белая вспышка позволила Мемор обозреть всех собравшихся на краю разлома. Они пронзительно перекрикивались и неловко топтались, напирая друг на друга.

Перед Мемор встала новая проблема. Куда подевались силы? И приматы?

43

Редвинг мерил шагами мостик и наблюдал за приближением врагов: темные комары порхали совсем близко, уворачиваясь от узлов турбулентной плазмы. Летели мгновения, на мостике царила тишина. Бет готовилась сфокусировать выхлоп, как только позволят настройки магнитных полей воронки. И было еще что-то, новое, незнакомое.

Корпус гудел, как диковинный симфонический оркестр. Высокие ноты на пределе слышимости, но четкие, разборчивые. Низкие же напоминали биение исполинского сердца или шум прилива – так неторопливо накатывают на кристально чистый пляж величественные волны, – а может, звуки огромного резонатора. Они пробирали Редвинга до мозга костей, и капитану вспомнилось, как мальчиком он стоял в соборе, слушая музыку Баха на массивном многотрубном органе. Трубы издавали звуковые волны длиной больше человеческого тела. Редвинг не столько слышал музыку, сколько отзывался на нее всем существом. И, как сейчас, проникался ощущением незримого, невыразимого величия.

Бет проговорила:

– Что бы это ни было там, снаружи, – а я ничего не вижу, кроме плазмы и магнитных полей, – оно пытается с нами поговорить.

– Последняя попытка, – сказал Карл, – убила Клэр.

– Да, и смертью ужасной. Я… Я только не пойму, как оно производит звуки? – протянула Бет. – О… Капитан, впереди плотный комок плазмы.