Корабли и люди

Числа 5–6 января эсминец «Энгельс» под командованием капитан-лейтенанта Владимира Павловича Васильева, находясь в дозоре к западу от Гогланда, в низко стелющимся от испарения воды тумане, который скрывал подошву острова, выскочил на мель на 12-узловом ходу. Сняться задним ходом под своими машинами он не смог, о чём донёс командующему флотом энергичному и деятельному вице-адмиралу Владимиру Филлиповичу Трибуцу.

Трибуц дал приказание Алафузову снять эсминец с мели, и тот вызвал меня на свой командный пункт на теплоходе «Сибирь» и спросил, какие меры можно предпринять, чтобы выполнить приказание командующего флотом. Я подумал и ответил, что в существующей тяжёлой ледовой обстановке одними миноносцами снять эсминец с мели невозможно – нужен ледокол.

Владимир Антонович обратился к эстонскому правительству с просьбой выделить на время ледокол «Суур-Тылль»[7], когда-то бывший русским. Эстонское правительство согласилось при условии гарантии безопасности ледокола. Алафузов, не минуты не задумываясь, дал письменную гарантию.

Получив в своё подчинение ледокол, я перешёл на него и, прихватив с собой эсминец «Володарский» с только что назначенным на него командиром Аркадием Васильевичем Крученых, вышел к Готланду. Переход совершался при 26-градусном морозе и 6-балльном ветре норд-ост, то есть почти встречном.

Лёд на западно-готландском плёсе был сплошной, но не особенно толстый, сантиметров десяти толщиной. Корабли его легко преодолевали и шли полным ходом.

На рассвете мы подошли к Готланду и увидели: эсминец наскочил на плоскую плиту и стоял с креном на правый борт градусов двадцать. Нос его высоко поднялся, а корма оказалась под водой до палубы. Из Кронштадта к месту происшествия пришёл мощный ледокольный буксир КП-4.

Деятельный командующий флотом Трибуц хотел руководить съёмкой из Кронштадта. Он надавал командиру миноносца множество приказаний: откачать за борт мазут, выгрузить боезапас, снять торпедные аппараты и артиллерию…

Выполнить эти приказания не представлялось возможным, так как на миноносце грузоподъёмных средств, кроме слабых шлюп-балок, не предусматривалось. Васильев оказался не в состоянии выполнить все эти приказания.

Я по льду перешёл на миноносец, приказал корабельным водолазам обследовать подводную часть корабля. Они доложили, что пробоин эсминец не имеет, разошлись лишь некоторые швы, через которые в трюмы и кормовые нефтяные цистерны поступала вода.

Приказав укрепить водонепроницаемые переборки и иметь наготове все водоотливные средства, я приступил к заводке буксиров с миноносца «Володарский», эстонского ледокола и буксира КП-4 за корму несчастного корабля. Когда всё было готово, сделали попытку стянуть эсминец с плиты, постепенно развивая обороты машин.

Попытки эти результатов не дали, о чём я доложил командующему. В ответ мне последовала такая телеграмма: «Перестаньте умничать, выполняйте то, что вам приказано, максимально разгрузите корабль. Трибуц».

Капитан «Суур-Тылла», опытный и доброжелательный моряк, после неоднократных безуспешных попыток стянуть корабль с плиты посоветовал попытаться сдёрнуть его рывком, одновременно всеми кораблями, предварительно ослабив буксиры, а затем по сигналу дать самый полный ход.

Это предложение мне понравилось. Я по мегафону растолковал его командиру «Володарского» и капитану КП-4. Они его поняли, а поняв, приступили к выполнению: ослабили буксиры, немного подались назад, к острову. Когда три корабля одновременно рванули, «Энгельс» вдруг наклонился на 30–50 градусов на правый борт и – сдвинулся с места! Комиссар моего дивизиона Иван Михайлович Лилякин закричал: «Сняли! Сняли!» – и, как мальчишка, запрыгал от радости.

«Энгельс» шел за нами на буксире, а мы, буксирующие, никак не могли остановиться. Тянули мили две, пока не остановились. Я, конечно, не замедлил съехидничать и отрапортовал командующему: «На ваш номер такой-то: миноносец «Энгельс» снят с мели. Комдив-3». После этой телеграммы связь с Кронштадтом прекратилась. Телеграмм больше не поступало.

Был уже вечер, когда мы закончили съёмку корабля, и вот наступила ночь. Я разместился на «Володарском» и собрался спать. Вдруг прибегает вахтенный начальник и докладывает, что «Энгельс» тонет. Я немедленно перешёл на него, и мне сообщают: в нефтяные цистерны попала вода, пар сел, водоотливные средства прекратили работать из-за отсутствия электроэнергии – остановились генераторы, света на корабле нет.

Я приказал «Володарскому» подойти к правому борту, подать на «Энгельс» швартовы с обоих бортов и дать на него электроэнергию. КП-4 приступил к откачке воды через иллюминаторы из носовых помещений. Появился свет, заработали водоотливные насосы и аварийного корабля. Переключили котлы на незатопленные цистерны – и «Энгельс» ожил.

Драматические события окончились. Моё состояние было нервным и напряжённым. На самом деле, что может быть страшнее и неприятнее, чем то положение, в котором я оказался? Снять корабль с мели и утопить его! Состояние его было хуже, чем мы его определили, повреждения серьёзнее, чем предполагали.