Корабли и люди

Так как государственного флага торговых кораблей у нас не оказалось, подняли флаг морпогранохраны. Свято веря, что я совершил дело, достойное, по крайней мере, похвалы, я рапортовал о нём начальству. Каково же было моё удивление, когда недели через две меня из Москвы запросили: на каком основании на английском корабле был поднят флаг морпогранохраны?

Я ответил по каким и вместо благодарности получил выговор за самоуправство. Траулер передали хозяину, взыскав с него за расходы, понесённые нами при снятии с мели, и ремонт.

В книге контр-адмирала Н. П. Чикера о работе ЭПРОНа по спасению кораблей, снятие с мели «Найт-Ватча» неправомерно приписано к заслугам ЭПРОНа. Ни один эпроновец к английскому траулеру и близко не подходил. Я это утверждаю, а мой выговор за привод «англичанина» в Мурманск – абсолютное тому доказательство.

В середине ноября 1937 года начальник Ленинградского управления морпогранохраны Николай Антонович Ковалёв обследовал состояние работы 35-го отряда морпогранохраны, в который входил и мой дивизион. Он пошёл на моём ПСК-301 к полуострову Рыбачий. Я тоже шёл с ним. Обходя границу, ночью мы попали в жесточайший шторм. Корабль заливало волнами, качало с борта на борт до 40 градусов, он стал обмерзать. Положение становилось критическим: кораблю грозила гибель.

Я предложил Ковалёву укрыться в Мотовском заливе от шторма под берег. Он ответил: «Вы командир, специалист и моряк, вам и принимать решение, что делать надо». Я изменил курс и, обогнув южную оконечность полуострова Рыбачий, где море благодаря тёплому Нордкаповскому течению круглый год не замерзает, вошёл в Мотовский залив.

Но и там бушевал шторм не меньшей силы. Тогда я принял решение укрыться в порту Владимир в Ура-губе. Когда-то в старину этот порт назывался Геретики, но без всякого резона со временем превратился в Еретиков, которых там никогда и не бывало. А после посещения в 1885 году этого самого затерянного на земле места великим князем Владимиром в честь этого события стал носить его имя.

Я знал, что вход в порт очень узкий, не более кабельтова, ограниченный с обеих сторон гранитными скалами, на одной из которых стоял маяк. Шли по волне. Корма у корабля широкая, и при ударе волны он рыскал от курса чуть ли не на 90 градусов. Направив корабль на середину входа, я дал самый полный ход вперёд и проскочил в порт.

Завернув за скалу, мы оказались в лагуне, ограниченной высокими горами со всех сторон. Поверхность воды гладкая, без волн. Сверху падали хлопья мокрого снега.

Ошвартовавшись у пристани, мы мирно пили чай и обсуждали перипетии похода. Ковалёв очень похвально оценил мои действия. Пока мы мирно беседовали, радист принёс телеграмму, согласно которой Ковалёву нужно было вернуться в Ленинград. Ковалёв спросил меня, как мы можем попасть в Мурманск и когда?

Я ответил, что морем идти рискованно, но можно попытаться пройти в Кольский залив проливом Ура-губы, очень узким и извилистым, но глубоким. Правда корабли им никогда не ходили и днём, в хорошую погоду. «Ну, так принимайте любое решение. Мне крайне необходимо быть сегодня в Мурманске, чтобы попасть на вечерний поезд». Я ответил, что меньше риска и безопаснее идти проливом.

Через час мы снялись со швартовых и вошли в утесистый по берегам пролив Ура-губы. Я приказал включить оба сигнальных бортовых прожектора и освещать оба берега, чтобы иметь возможность держаться середины пролива. Лепил мокрый снег хлопьями, видимость была скверная.

Вдруг в один прожектор врезался дикий гусь, другой гусь обессветил второй прожектор, и обе птицы рухнули на мостик. Прожекторы на мгновенье погасли, но электрики тотчас заменили угли вольтовой дуги, и свет вернулся. К вечеру, с аппетитом откушав довольно вкусных гусей, мы пришли в Мурманск. Ковалёв тепло поблагодарил меня и похвалил за решительность и мастерское управление кораблём.

Хотя пограничники много и в любую погоду выходили в море, но, по моему убеждению, граница от нарушителей охранялась ненадёжно. Шесть кораблей, конечно, не могли обеспечить всё побережье Баренцева и Белого морей.

Я доложил по начальству, что граница наша морская велика, но плохо охраняется, и изложил свои соображения по улучшению ситуации. Мне казалось, что необходимо увеличить количество кораблей по их классам и качествам, а также изменить организационную систему пограничной службы на Севере, где основа всей охраны базировалась на сухопутных началах. А главное, я предложил морскую границу охранять моряками.

Мои предложения в Москве совсем не понравились. Меня начали всячески ущемлять и прижимать по службе. Я по своему строптивому и упрямому характеру встал на дыбы, протестовал, и тут последовали частые взыскания по пустякам, по-моему, необоснованные и несправедливые – взыскание за взысканием. Вскоре меня вывели из состава партбюро отряда, затем – и из состава бюро дивизиона. Ситуация, без сомнения, складывалась для меня неблагоприятно.