Кораблики, или «Помоги мне в пути…»

Такое возмущение порой толкалось во мне и раньше, но задавленное, тайное. Потому что все вокруг боялись. И все мы были одинаковы, воспитанники четвертой палубы. А здесь были маленькие, гораздо слабее меня. И смотрели… ну, так, будто я мог их защитить… Раньше я не особенно обращал внимание на маленьких: неинтересно мне было с ними. Но сейчас понял — буду защищать до смерти. Как только откроют дверь, ударю первого же чпидовца головой в живот, стану кусаться, бить руками и ногами. Пусть убьют! Мне было уже все равно!

Однако никто не открывал. А за белыми стенами вдруг послышалось напряженное гудение, и в ноги через пол пошла щекотка. Сильная такая.

Сивка закричал, запрыгал, а малыш скорчился, раскрыл рот, вытаращил глаза и клубком стал кататься по железным листам с заклепками.

«Ток! Фашисты!..»

Мне-то напряжение было не страшно, а эти, маленькие, изнемогали. Я подхватил младшего на руки.

— Сивка, прыгай на спину!

И он понял, прыгнул. Завсхлипывал, задышал мне в затылок. А малыш обморочно обвис у меня на руках. Я стоял на расставленных ногах и тихо стонал от тяжести. Только бы не уронить их… Да когда же это кончится?!

Электричество било мне в ступни, сильными щипками дергало икры, но выше колен ток не шел. Наверно, специалисты-энергетики скажут, что так не бывает, но, видимо, у меня какой-то особый организм. По крайней мере, я своим телом не пустил напряжение к Сивке и малышу…

И наконец ток выключили. И я упал вместе с мальчишками. И тут же залязгала дверь. Теперь уже не было сил драться, я только всхлипнул и обозвал охранника всеми словами, каким научился на Пристаня́. Он поволок меня по коридору, оставив Сивку и малыша в незапертой камере.

Меня вытащили на верхнюю палубу баржи. На белый свет, на горячее солнце.

Тот, что держал меня (слабо трепыхавшегося и плюющегося ругательствами), сказал, слегка запыхавшись:

— Заберете с собой, господин Заялов. Тогда надо шмотки… Или так сойдет?

И я вновь увидел Полоза. Он прилип ко мне клейким, как синяя изолента, взглядом. Я не испугался, просто кончились запасы страха. Но меня ознобом сотрясло отвращение. И дало новые силы. Я рванулся, кинулся к борту. Понимал, что это гибель, но лучше такая, чем от этого палача! Прыгнул вниз головой и сразу ушел на глубину.

4

Вода в первый миг показалась холодной, стиснула меня жестко и неласково. Я, однако, не вынырнул. Потому что тогда — сразу в лапы чпидовцев и Полоза! Я крутнулся в воде, раскрыл глаза и увидел, что сбоку нависает надо мной китовое брюхо баржи. И я поплыл под это брюхо с мыслью о последней маленькой мести: пусть поищут меня, утонувшего, пусть попсихуют.

Я понимал, что лучше сразу хлебнуть воды — чтобы меньше мучиться. Но инстинкт жизни оказался сильнее. Я плыл не открывая рта, с давящей жаждой воздуха в груди. И вдруг увидел просвет. Надо мной сквозь толщу воды узкой полосой проступало солнечное небо.

Я вынырнул, задышал.

Оказалось, что я — между баржей и «Розалиной». Борта их сходились не вплотную, между ними были громадные плетеные валики. Они называются кранцы.

Случай подарил мне отсрочку. А может быть, и спасение?

Искать меня в этой щели сразу не догадаются. Скорее решат, что потонул там же, где нырнул. И может, не очень-то и станут искать утопленника? Ведь если я нужен зачем-то Полозу, то, конечно, живой…

Вода уже не казалась холодной. Можно выдержать долго… А если под нависающей кормой у баржи найти какую-нибудь зацепку? Баржа уйдет к причалу. Там, дождавшись темноты, можно выбраться на берег. Подобрать в порту, среди мусора, какое-нибудь тряпье или хотя бы бумагу — вместо одежды. Закоулками, окраинами добраться до Пристаней…

Но нет, под кормой винты, измелют в котлету — баржа-то самоходная. А здесь, у днища, ничего подходящего — ни скоб, ни даже выступающих кромок обшивки… Зато в борту «Розалины» — какая-то ниша. Верхний край ее выступает над водой. Можно отсидеться, если станут искать!

Я поднырнул, опять оказался в полумраке, но все же разобрал, что там такое. Это было гнездо для винта вспомогательного бортового двигателя. Верхний лепесток винта торчал над водой. Он был с меня ростом.

Я нащупал скрытую в воде ось винта, встал на нее. Вертикальная лопасть заслонила меня снаружи полностью. Если даже кто-то заглянет в гнездо, когда баржа отойдет, меня не заметит.

Да, но что же дальше-то? Дождаться ночи и плыть? Но пловец я такой, что до берега ни за что не дотяну. Вот если бы найти доску, или кусок пенопласта, или буёк какой-нибудь… Но не было ничего.

Я стоял по колено в воде, обмирал, оглядывался. До меня долетали приглушенные голоса, потом завыла сирена аварийного катера. Высоко вверху, по трапам между баржей и пароходом, двигались сотни людей: сперва гнали ребят, потом бегали туда-сюда взрослые. Раздавались какое-то плюханье, плеск. Может быть, это спускались водолазы. Я на всякий случай опять по уши погрузился в воду…

Часа через полтора баржа отошла. Я увидел перед собой просторный солнечный залив. Солнце было уже невысоко (мыться мы пошли после обеда). Я снова выбрался на ось винта.