Корах. Роман о времени

К тому же участились случаи исчезновения людей, пользовавшихся в среде иврим авторитетом, и, как считалось, потенциально опасных для фараона. Некоторых травили специально приготовленным ядом, к чему власти страны отрицали свою сопричастность. Иногда пропадали целые семьи, а их дома передавались в распоряжение египтян. Ходили слухи, что многих увозят на север, в дельту Нила, где в тюремных ямах медленно умирают приговоренные. Но мало кто решался говорить об этом вслух, а если где и хватало на полразговорца, то только шепотом и с оглядкой, ибо и среди рабов случалось доносительство.

Лишь одной ветви из древа Израиля удалось избежать печальной участи и не примерить на себя ярма угнетения. Где напрямую, а где хитростью левиты уклонялись от участия в праздничных мероприятиях Мицраима. Поговаривают, что особое их положение стало возможным благодаря долголетию Леви, третьего сына патриарха Иакова, который последним из основателей колен покинул бренный мир. Пока он был жив, потомки его имели силу отказаться от дружественно протянутой руки всеегипетской солидарности, предпочитая гордое неповиновение безропотной покорности. Но и после его ухода левиты видели себя единственным оплотом наследия Израиля, и как последний рубеж защиты духовной традиции, хранили верность невидимому Богу.

Власть так и не сумела нанести строптивому колену никакого вреда. Более того, узнав, что левиты у иврим играют ту же роль, что жрецы для Египта, фараон оставил их в покое, полагая, что присутствие привилегированной касты в среде рабов облегчит подчинение большинства.

Некоторые из мудрецов, однако, полагали, что здесь не обошлось без вмешательства Всевышнего, защитившего своих наиболее ревнивых адептов в заслугу заповеди обрезания крайней плоти – знака союза с Творцом, которую левиты продолжали соблюдать даже в самых неблагоприятных условиях.

Из детства

Мысленно путешествуя по лабиринтам истории, Корах пытался разглядеть проторенные праотцами пути. Согласно высшему замыслу, этими путями должен был двигаться еще не родившийся, не сформировавшийся народ. Перед ним раскрывалась связь поколений, от отца к сыну и от учителя к ученику передававших знания о Боге. Порой во время таких размышлений он впадал в состояние отрешенности, и тогда казалось, он перенимает эстафету духовной традиции, которую только и можно раскопать в недрах многолетнего опыта человеческого бытия.

"Детство – восход судьбы в просыпающейся жизни" – эти слова, непонятно, когда и кем сказанные, нередко всплывали в его сознании. Кораху вспоминался день, когда отец взял его с братьями на праздник осеннего урожая. Младшему в семье, ему едва исполнилось шесть лет, и он впервые видел такое количество людей. Веселая, шумная толпа запрудила пологий берег Нила, расположившись вокруг пестрых шатров. В памяти остались свежие лепешки и сочные фрукты, которыми взрослые обильно их угощали. К восторгу детей, им позволили играть в специально построенных к празднику шалашах.21

В самый разгар веселья зашел отец, взял его за руку и повел к реке. Народ хлынул к пристани, куда причаливала лодка с резной деревянной фигурой на носу. Братья сказали ему, что это изображение бога Атона, а в лодке приплыл знаменитый египетский вельможа, который будто бы приходится дядей отцу их отца. Шестилетний Корах ничего не понял в запутанных родственных связях и тут же о них забыл. Зато корабль прочно зацепился швартовыми за детское воображение. Статуя Атона на высоко задранном носу ладьи, украшенная позолоченной скульптурой королевской кобры, желто-черный парус, напоминающий недостроенные пирамиды в долине Нила, две дюжины черных мускулистых гребцов с лоснящейся от пота кожей, и наконец, тот кого все ждали. Корах запомнил общего любимца: он походил на старого сфинкса в своем синем с желтыми змеями парике. Собравшаяся у причала толпа расступилась и приветствовала его.

Отец объяснил, что этого почтенного старца еще юношей привезли в Египет как раба, и что чуть ли не собственные братья продали его за двадцать сребреников каким-то ишмаэлитским купцам. Он попал в дом одного высокопоставленного царедворца, личного друга фараона, и благодаря своим замечательным способностям в ведении дел и в торговле, вскоре был назначен в этом доме главным управляющим. Что произошло потом, Корах не запомнил, а только отложилось у него в памяти, что сам фараон поставил юношу хозяином над всем Египтом, когда стране угрожала многолетняя засуха, а тот спас страну от неминуемого голода. Заодно позаботился он и о своем любимом отце Иакове, и об одиннадцати братьях с их семьями, пригласив их спуститься из родной земли Ханаан сюда в Мицраим.22 Корах понять всей этой истории никак не мог, поэтому не слишком о ней задумывался. Он видел, как люди кланяются и ликуют, восхваляя этого красивого человека, и ему это нравилось.