Корделия

Корделию представили – и тотчас забыли о ней. Она с интересом вслушивалась в разговор. Некоторые начали кипятиться по поводу избирательного права; большинство не собиралось посылать сыновей в колледж: возможно, там из них и сделают джентльменов, но не научат работать. Их дети с четырнадцати лет работали в конторе. Все эти промышленники усматривали в профсоюзах угрозу стабильности Англии. Только что кончился хлопковый голод, и мистер Фергюсон считал, что пришло время работодателям сделать красивый жест – пойти навстречу некоторым требованиям рабочих и тем самым обезоружить их. Это казалось ему удачным сочетанием мудрой политики и благотворительности.

Коллеги возражали, что аппетит чудовища будет расти пропорционально насыщению. Трубные звуки Французской революции до сих пор отзывались эхом в банках Эруэлла.

Наконец мистер Фергюсон с олимпийским спокойствием произнес:

– Беда в том, джентльмены, что вы видите в рабочих прежде всего многоголовое чудовище, шайку, в которую они сбиваются в минуты опасности. Тогда как на самом деле они – люди, такие же, как мы с вами. Необходимо строить отношения с ними на основе христианской морали. Нам не нужно бояться их, либо объединяться с целью обороны. Это вполне разумные существа – когда уважают их права. Некоторые из них ближе к Господу и судят обо всем куда более здраво, чем мы.

Наступило неодобрительное молчание. Потом один из гостей по имени Джейкин Робинсон произнес:

– Разве они руководствовались здравым смыслом, когда на прошлой неделе пытались взорвать дом Эштона – и за что? Разве Эштон плохой хозяин? Ничего подобного. Им не понравилось, что он стал использовать машины в производстве кирпича: они хотели по-прежнему работать вручную. И это вы называете "здраво судить"?

– Отнюдь. Но, может быть, им не объяснили толком? В их глазах машины обозначали безработицу и голод. Портвейн, Холлоуз.

– По-вашему, мистер Фергюсон, мы отстали от времени. Но вы не отмените законы экономики тем, что объявите их несуществующими. Оставим, однако, в покое кирпичи и поговорим о нашей собственной отрасли. Сокращение рабочего времени приведет к сокращению объема производства. Увеличивая заработную плату, мы тем самым увеличиваем стоимость продукции. В любом случае тактический выигрыш оборачивается убытками. Фабрики просто закроются – и где будут ваши хваленые проекты? Мы только расплодим голодных – как будто их еще недостаточно!

– Причем по их же собственной вине, – заметил рослый старик на другом конце стола. – Если бы они не поддержали Линкольна и блокаду… Им следовало довериться Гладстону.

Мистер Фергюсон опять взял слово.

– Чтобы пойти на риск оставить свои семьи без куска хлеба, требуется незаурядное мужество. Такое мужество не присуще жалкому сброду. Эти люди думают о своем будущем. Они заслуживают хорошего обращения.

Двое или трое из гостей, которые собаку съели на производственных отношениях и гордились своими прогрессивными взглядами, пробурчали что-то в знак согласия. Но Джейкин Робинсон не унимался:

– Хорошего обращения! Интересно, а кто с ними плохо обращается? На моей фабрике заработная плата и условия не хуже, чем где бы то ни было. И если бы они не устраивали эти чертовы сборища… – Он запнулся. – Прошу прощения, миссис Фергюсон.

– Корделия, – обратился к ней мистер Фергюсон, – вы можете присоединиться к нам позднее.

– Пожалуйста, мистер Фергюсон, позвольте мне остаться. Все это так ново! И очень интересно!

Но они явно ждали, когда она уйдет. Не женского ума дело. Корделия поняла, что допустила ошибку, не уйдя вместе с тетей Летицией.

Брук придержал для нее дверь, и она вышла, поймав на лету реплику мистера Фергюсона:

– Можете курить, джентльмены.

Стояла холодная погода, и в холле развели большой огонь. Корделия грела руки и думала: что же делать? Она ощущала смутное недовольство и растущую тревогу.

Сзади послышался шорох; она обернулась и увидела пересекавшего холл дядю Прайди в комнатных туфлях. Заметив Корделию, он, подобно судну, застигнутому мощным порывом ветра, изменил курс.

– Ах, это вы, юная леди. Сегодня ожидаются заморозки. Распорядитесь, чтобы в доме всю ночь поддерживали огонь, а то к утру будет холодно, как в морге.

– Хорошо, дядя Прайди. Я позабочусь о том, чтобы вы не замерзли. – Она вдруг отдала себе отчет в том, что ей гораздо легче называть этого безобидного старика дядей, чем мистера Фергюсона – отцом.

– Боятся лишний раз пошевелить пальцем, – проворчал Прайди, энергично потирая перед камином руки. – В наше время все слуги на один манер. Этот лодырь Холлоуз. Они все еще там? – он мотнул головой в сторону гостиной.

– Да. А вы не хотите зайти?

– Когда эти пташки высиживают свои грандиозные проекты? Не хочу им мешать, а то еще спугну. Пускай себе сидят, посмотрим, что-то высидят. Угощайтесь.

– Спасибо. – Корделия заглянула в большой бумажный кулек и взяла конфету. На какое-то мгновение их головы оказались на одном уровне. С близкого расстояния лицо старика выглядело чуточку асимметричным.

Их взгляды встретились.