С приятными мыслями об отце, напевая, Корделия направилась к лестнице и вдруг услышала голос свекра:
– Корделия.
Она обернулась.
– Да, мистер Фергюсон?
– Вы все-таки перенесли часы?
– Ой… да, – она зарделась от смущения. – Я… хотела объяснить, но в последнюю минуту выскочило из головы. Понимаете, это были папины любимые часы. Ему нелегко было с ними расстаться. И если бы сегодня он их не увидел…
И почему только в присутствии этого тучного, могучего старика вы начинали заикаться и терять дар речи?
– Вы знали, что я против.
– О да, но я подумала, что, может быть, вы не станете возражать… только на один вечер. Мои родные уж никак не могли посчитать, что они не гармонируют с обстановкой, а больше мы никого не ждали. Для папы было очень важно увидеть часы. Завтра рано утром я велю их унести.
Он внятно и чуть ли не торжественно произнес:
– И все-таки, Корделия, мне это не нравится.
Она удивленно взглянула на него.
– Мне очень жаль. Я надеялась… Брук сказал, что вы не вернетесь раньше полуночи, и я…
– Вы намеревались скрыть свой поступок от меня?
– Ну да.
– Это обман, моя дорогая. Вы не находите?
Румянец на щеках Корделии стал гуще.
– Я не хотела.
Сморкаясь, в прихожую вышел Брук, и отец немедленно взял его в оборот:
– Ты помогал Корделии переносить часы?
Брук заколебался.
Мистер Фергюсон снова перевел взгляд холодных, как лед, голубых глаз на невестку. Та не отвела своего. Это была их первая настоящая ссора, потому что в Корделии взыграл мятежный дух. Мистер Фергюсон тотчас угадал его. Он положил руку на перила и приготовился произнести речь. В таких случаях его язык почему-то увеличивался в размерах, из-за чего он начинал пришепетывать.
– Само собой, дело не в часах, а в принципе. Вы согласны? Вы прожили здесь два с половиной месяца, дорогая, под моей опекой и, можно сказать, покровительством. Приходилось ли вам в течение этого времени сталкиваться с дурным отношением к себе?
– Нет.
– Я наблюдал за вами – с интересом и не без растущей симпатии. Вы теперь не сами по себе, дорогая. На вас смотрят – с пристальным вниманием. Вы занимаете высокое положение в доме. Ощущаете ли вы недостаток доверия? Можете ли пожаловаться на несправедливое или грубое обращение?
– Конечно же, нет. Определенно нет. Без сомнения. Но я…
– И все-таки вы, не спрашивая у меня разрешения, велели снести часы вниз, сговорившись со слугами держать это в секрете. Втянули их в заговор.
– Я не хотела устраивать заговор, – Корделия вконец расстроилась. Как же он не понимает, что с ее точки зрения все выглядит совсем по-другому? Ужасно, когда тебя поджаривают на медленном огне, в присутствии Брука; может быть, слугам тоже слышно. Ужасно – быть раздираемой противоречиями, стремиться все объяснить, загладить вину – и все же чувствовать себя правой. Она никогда еще ни с кем так крупно не ссорилась – причем из-за сущих пустяков! Мистер Фергюсон – ее опекун, ее благодетель…
– Я не хотела никого обидеть. Позвольте мне объяснить, почему я повела себя так. Мне и в голову не пришло, что это можно расценить как…
Он не дал ей закончить фразу.
– Думаю, вам нет необходимости продолжать, Корделия. Разумеется, это пустяк. – Он задумчиво погладил лацкан своего сюртука. – Вам может показаться, что я делаю из мухи слона. Все дело в воспитании, в том, что именно считать важным…
Корделия рассердилась.
– Меня научили уважать своего отца и считаться с его чувствами.
Мистер Фергюсон допустил промах: его последнее замечание не укротило, а лишь ожесточило невестку. Он наклонил голову.
– Должно быть, я слишком многого ждал – за столь короткий промежуток времени.
– А я не собираюсь меняться!
Он воззрился на нее – не как благодетель, а как судья.
– Дорогая моя, выходя замуж, вы взяли Брука в мужья, а меня – в отцы. Бесспорно, у нас есть свои недостатки, но среди них не числится такой, как недостаток доверия между членами семьи. Совершать какие-либо действия за спиной друг у друга? Делать вид, будто вы соглашаетесь, а поступать наоборот?… Нет, нет, – он сокрушенно покачал головой. – Мне жаль вас расстраивать, но я все же хочу надеяться, что вы задумаетесь над тем, что я сказал. И постараетесь понять.
Она хотела еще что-то сказать, но передумала и, подобрав юбки, ринулась вверх по лестнице.
Через пять минут Брук нашел ее в спальне стоящей возле незанавешенного окна, за которым медленно кружились хлопья снега. Он постоял немного, не зная, что сказать. Корделия заговорила первой:
– Что за поломка случилась на фабрике?
Он вздрогнул от неожиданности.
– Поломка? Ах, да… Кажется, вышел из строя барабан. Или цилиндр от барабана.
– Когда это произошло?
– Кажется, после ужина. Я сам не видел…
– Что сказал отец - эту штуку починили к тому времени, когда он уехал домой?
– Не помню. Какое это имеет значение? Делия, надеюсь, ты не станешь огорчаться из-за часов? Я же говорил тебе, что хорошо знаю отца.