Корейская волна. Как маленькая страна покорила весь мир

«Кадровый резерв в Корее маленький, – объясняет Ли. – Поэтому требуются дополнительные меры, чтобы оставаться конкурентоспособными на международном уровне».

Я брала интервью у Ли в его тесном офисе, расположенном в коммерческом районе Йоидо Сеула. Оттуда он ведет еженедельный журнал Media Watch. Бородатый, бритый наголо он был одет в белую футболку. На столе перед ним расположились личные вещи: пачка сигарет, телефон и пепельница. Во время разговора Ли периодически трогал их и передвигал с места на место. Он напомнил мне одного из старомодных журналистов издания Rolling Stone 70-х годов. В то время музыкальные обозреватели считали, что несут реальную социальную ответственность.

Ли отметил, что работа критика в Корее появилась совсем недавно. «Когда я был ребенком, не существовало подобной профессии, но теперь все изменилось. Корея стала демократической страной только в 1987 году. С тех пор мы сделали значительный шаг вперед. Корейская политика очень быстро меняется». По словам Ли, его мнение не влияет на продажи. «Фанатов не волнуют рецензии, они просто покупают музыку. МР3 настолько дешево стоит, что мои отзывы не имеют весомого эффекта с точки зрения бизнеса. Это просто не важно. Но если у музыканта плохая репутация, она повлияет на то, как часто он будет появляться на телевидении или радио».

Данный факт подчеркивает принципиальное различие между корейской и западной культурой. Как говорит Ли: «В Корее нет модели «плохого мальчика». Все дети должны быть chak han». Ребенок chak han, значит, хороший ребенок. Или, скорее, даже «примерный», что отличается от просто «хороший». Филантроп, отдающий миллионы долларов на благотворительность, совершает доброе дело. Но он не chak han. А вот ребенок, помогающий бабушке мыть посуду, chak han. Это понятие не так масштабно, как доброта, оно больше связано с соответствием традиционным социальным ценностям, а не с духовной или метафизической добротой.

«Корейцы позиционируют себя как хорошие мальчики или хорошие девочки, – сказал Ли. – Если артист употребляет наркотики, это возмущает людей, что создает большую проблему. Подобные факты способны разрушить карьеру, особенно, если это секс-скандал».

Однако, обратите внимание, как много на сцене «сексуальности». Взять хотя бы поп-звезду Hyuna (Хёна). В интервью и на публике она вся такая обворожительная и зажигательная.[34]

Несмотря на то что запретов времен диктатуры Пака Чон Хи больше не существуют, звукозаписывающим компаниям и артистам по-прежнему приходится считаться с законами о защите молодежи, которые были приняты Кореей в 90-х годах, с одной стороны, чтобы исключить сексуальную эксплуатацию детей, а с другой стороны, чтобы оградить детей от материалов, которые могут их развратить и испортить. Последний момент до сих пор остается весьма актуальным.

В соответствии с законодательством компании звукозаписи устанавливают строгие возрастные ограничения для музыкальных альбомов, иногда даже необоснованные. Mirotic, песню бой-бэнда TVXQ! первоначально могли покупать только те, кому уже исполнилось восемнадцать, из-за строк I’ve got you under my skin. Их пришлось заменить на I’ve got you under my sky[35], чтобы законно продавать более молодой аудитории.

Если песня имеет рейтинг 19+, то ее свободная ротация облагается высокими штрафами. Это означает, что такая песня лишается возможности проигрываться на радио или телевидении.

Когда Lady Gaga приехала в Сеул с туром Born This Way Ball, ее концерт ограничили категорией 19+. Очень неожиданный поворот! Любой, кому было восемнадцать лет и меньше, не допускался даже в сопровождении взрослого.

Ли отозвался о корейской цензуре: «Стандарты очень расплывчаты и противоречивы».

Так один из самых загадочных запретов, вызывающий недоумение у человека со стороны, конечно, не у корейца – это запрет на японскую музыку, фильмы, мангу.

Японским группам не разрешалось давать концерты в Корее. Действие запрета начало ослабевать лишь в 1997 году, но даже сейчас он полностью не отменен.

Послабление в правилах происходит удивительно медленно, и началось совсем недавно. В 1999 году в Корее разрешили показ японских фильмов в кинотеатрах, но только тех, которые выиграли призы на международных кинофестивалях.

Предложенные Ли объяснения, почему так долго сохранялся запрет на все японское, прозвучали несколько цинично и прагматично. Несмотря на распространенное мнение, будто запрет был ответом на недавнюю колонизацию Кореи Японией, настоящая причина оказалась чисто деловой: корейское правительство и культурную индустрию слишком беспокоило то, что японцы могут целиком захватить местный рынок. Сейчас качество корейских культурных товаров значительно улучшилось, поэтому Корея «почувствовала, что угроза уменьшилась», считает Ли.

Дойная корова конгломерата