Корень мандрагоры

– Второй и последний пункт в механизме рождения homo extra – сознание. Оно должно быть крепче легированной ста–ли, тверже алмаза, прочнее психики нового человека, которая сама по себе должна быть эталоном стойкости. Потому что ини–циация подразумевает подключение к каналу вселенских вес–тей. Сознание должно быть готово к разговору с Богом или Дья–волом – с Безграничным, Беспредельным… неважно, как называть! Сознание должно быть цельным и самодостаточным, потому что ему придется опуститься в глубины смерти и найти дорогу назад – только так можно по-настоящему понять и при–нять жизнь. Оно должно быть готово к перерождению. Это не–вероятно тяжело. Потому что даже такие апологеты психодели–ческой культуры, как Маккена или Страссман, не выдержали. Несколько лет исследований диметилтриптамина на людях, ко–торыми занимался Страссман, привели его к выводу, от кото–рого опускаются руки: он заявил, что ДМТ – это путь в парал–лельные миры. Маккена и вовсе впал в маразм, он придумал, что псилоцибиновые грибы – это зерна Высшего Разума, цель которых засеять интеллектом Вселенную. А это исследовате–ли с огромным опытом и волей!.. И потом, даже если после ини–циации твое сознание не рассыплется по космосу миллионом осколков и ты сможешь вернуться, сохранив целостность сво–его я, ты должен быть готов к полному и абсолютному одино–честву. Потому что среди цивилизации людей ты будешь чув–ствовать себя примерно так же, как человек в окружении обезьян. И все, что ты будешь пытаться сделать благого для человечества, будет возвращаться к тебе только ненавистью и ужасом. Ницше это предвидел, он писал: «Ваша душа так да–лека от понимания великого, что Сверхчеловек с его добро–той будет для вас ужасен». На всей планете ты будешь первым и единственным… и абсолютно одиноким пионером новой эпо–хи. Свою вселенную тебе придется делать с нуля и делать в оди–ночку.

Мара замолчал и как-то осунулся, словно вложил в свой мо–нолог слишком много сил и теперь испытывал физическую ус–талость. Даже его глаза, мгновение назад горевшие воодушев–лением, как-то поблекли, погасли.

Я понял все. Эти его лекции в течение нескольких недель… нервы из углепластиковых волокон и сознание из титанового сплава – все стало прозрачно. Он нашел кандидата на свой безумный эксперимент и все это время тщательно этого канди–дата готовил. Он нашел меня. Первозданную вселенскую пыль, красную глину, из которой можно слепить homo extranaturalis –нового Адама. Я услышал то, что услышать хотел и опасался. Услышал – и испытал облегчение. Так бывает, когда пригово–ренному к смертной казни наконец говорят точную дату расстре–ла. Я сильно сомневался в своей избранности и не очень-то верил в судьбоносность своей персоны, но все же оставалась крохотная вероятность того, что теория Мары верна. А из этого следовало, что моя жизнь могла обрести предназначение.

Информационный эон природы не выдержал такого богохуль–ства и с яростью бабахнул в землю атмосферным электриче–ством. На долю секунды в толще мутного Ничто, колышаще-гося за границей окна, вспыхнул парный серебряный отблеск. Я вспомнил про знак «SS» на петлицах мрачных офицеров в чер–ных мундирах. И еще я вспомнил строки из Ницше… старого, гениального и несчастного Ницше: «Но где же та молния, что лизнет вас свои языком? Где то безумие, что надо привить вам? Смотрите, я учу вас о Сверхчеловеке: он эта молния…»

Да, я понимал все, о чем говорил Мара, и то, о чем он пока сказать не успел. Понимал и чувствовал небывалое спокой–ствие. Я размышлял над тем, нужно мне это или нет, но сам эк–сперимент меня не пугал. Я не боялся остановиться и свернуть на тропу, уходящую в сторону. Страх я оставил висеть много лет назад на ржавом гвозде. Возможно, он и до сих пор там.

В этот момент открылась дверь, и на пороге явился нашим взорам мокрый и продрогший Кислый. В левой руке он держал бутылку красного чилийского вина, в правой – пузырь какого-то дешевого портвейна. Капюшон скрывал его лоб, по щекам стекали струйки воды, губы едва заметно дрожали. Зато глаза светились гордостью выполненного поручения. Я подумал, что если бы у Кислого был хвостик, он бы непременно им повилял. И еще я подумал, что если из Кислого сделать homo extra, то новая цивилизация станет похожа на «Планету обезьян».

Мара же не обращал на Кислого никакого внимания, он при–стально смотрел мне в глаза, потом вдруг спросил:

– Гвоздь, ты когда-нибудь был в Казахстане?

– Да, – ответил я спокойно. – В тысяча девятьсот шестиде–сятом я закручивал гайки люка космического модуля, который потом унес в космос Белку, Стрелку и Кислого. Это было на Бай–конуре.

На этот раз Мара не улыбнулся, и я понял, что про Казахстан он спросил не просто так.

– Я говорю про Южный Казахстан, тот, который у подножия Каратау – западного хребта Тянь-Шаня, – очень серьезно про–изнес Мара. – Байконур намного севернее, он где-то в песках Каракумов.

ПО ТУ СТОРОНУ МОРАЛИ

– Мальчик мой! – читала мама драматическую сцену проща–ния. – Пиши, не забывай нас!