Корень мандрагоры

Я знал ее давно. Белка жила в общежитии напротив, и мы иногда пересекались в летнем кафе, которое каждую весну про–растало между тополями двора брезентовыми грибами над пла–стиковыми столиками. В гриве Белки было слишком много огня, а в глазах – изумрудного сока, чтобы не обращать внимания на их обладательницу. Белка притягивала к себе, но не так, как другие девчонки. Ее хотелось взять аккуратно в обе ладони, восхищенно рассмотреть со всех сторон и спрятать во внутрен–ний карман пиджака, подальше от похабного людского взора, порчи и дурных мыслей. При этом она далеко не была эталоном красоты, каким его видят Голливуд и редакторы модных журна–лов. Да, она была стройна и изящна, но в ее осанке, походке, даже повороте головы, когда огненная волна волос догоняет само движение, было что-то дикое и трогательное одновремен–но. При всей притягательности формы юного женского тела и флюидах сексуальности в ней оставалась непосредственность ребенка и даже капля подростковой скованности. Казалось, она не взрослела, как это происходит у обычного человека, но вби–рала все возраста и лепила из них что-то новое и странное. И то, что из этого получалось, волновало и будоражило, потому что имело энергию жесткого гамма-излучения: оно беспрепят–ственно проникало сквозь броню здравого смысла, прямо в сердце, и будило в нем древнюю силу притяжения к женщине. Сама мысль о том, чтобы уложить Белку в постель только ради банального секса, казалась грязной и до безобразия пошлой. Белка была женщиной, которой мужчина должен был предло–жить как минимум жизнь, а никто из нашего окружения не был готов на столь отчаянный подвиг. Наверное, потому, что для это–го требовалось ощущать себя воплощением всех мужчин пла–неты, а мы не претендовали на звание героев античности – мы были обычными парнями… К тому же, насколько мне было из–вестно, у нее уже был избранник… Потом заболел мой отец, и я вывалился из событийной последовательности жизни. А потом отец умер, и у меня начался медленный дрейф в самого себя. В общем, я никогда не предполагал, что нити наших судеб могут переплестись и тем более завязаться в узел. Но они завяза–лись.

Было поздно, что-то около десяти вечера, я сидел в пустом вагоне метро, пялился в черное окно напротив и видел там кон–тур своего отражения. Видимое соответствовало моему состо–янию: я медленно и уверенно растворялся в великом Ничто…

И тут промелькнуло огненное пятно, кто-то плюхнулся по пра–вую руку от меня, вцепился мне в локоть. Я повернул голову и уставился на невесть откуда взявшуюся попутчицу.

– Привет, – сказала она. – Ты домой? Я тоже. Пойдем вмес–те?

Белка смотрела мне в лицо, ее губы пытались сложиться в улыбку, но тревога и растерянность ломали эти попытки. Она держалась за мою руку, как за спасательный круг. От нее пахло фиалками.

– Привет, – ответил я. – Что с тобой?

– Я…

Она непроизвольно дернула головой, словно хотела указать на источник своей тревоги, но в последний момент сдержала себя; я посмотрел туда, куда направился было ее взгляд, и уви–дел двух парней на некотором расстоянии от нас. Впрочем, я бы и так их заметил, в вагоне больше никого не было. Парни бесцеремонно нас рассматривали.

– Кто они?

– Не знаю. Они идут за мной от самого центра. Так замеча–тельно, что ты оказался тут…

Я аккуратно высвободил локоть, поднялся. Белка смотрела на меня во все глаза.

– Ты куда? – прошептала она.

– Не бойся. Я сейчас вернусь. – Я улыбнулся ей и направил–ся к настырным преследователям.

– Какие проблемы, господа? – спросил я, остановившись в метре от их раскинутых ног.

Обоим было лет по двадцать пять. Короткие ежики на голо–ве, куцая щетина на подбородках, красные глаза и мясистые губы. Потрепанная одежда, кроссовки, изнывающие в ожида–нии пенсии. От них пахло пивом и мускатным орехом. Пахло сильно. Шпана мелкого пошиба.

– А ты чё такой борзый? – вальяжно прожевал слова тот, что сидел левее. Он достал руки из карманов спортивной куртки, и я заметил, что левая осталась сжатой в кулак. Я сказал:

– Сейчас будет станция, вы оба поднимитесь и проследуете на перрон. Если вам надо ехать дальше, вы можете сесть в сле–дующий поезд.

Шпана удивленно переглянулась, левый заржал, правый скривил губы в напряженной улыбке.

– А лошара-то и в самом деле борзый! – сказал левый и на–чал подниматься.

Я сделал короткий шаг назад и ударил его ногой в колено. Сильно ударил. Парень, уже почти поднявшийся, рухнул как под–кошенный.

– Су-у-у-у-у-ка-а-а-а-а-а! – заорал он, схватившись обеими руками за покалеченный сустав.