Корень мандрагоры

– Ты женишься на ней?

– О!

– Почему ты не хочешь на ней жениться? Неужели ты дума–ешь, что найдешь кого-то лучше?! В этом мире так трудно найти хорошего, достойного человека!..

В голосе мамы появилось негодование, в глазах укор. Я по–нимал ее. После смерти отца мамина жизнь поблекла, в обы–денной тягомотине повседневности друзья проявлялись все реже, ссылаясь на занятость или болезни, знакомые и вовсе исчезли, и Белка со своей огненной гривой, удивленными са–латовыми глазами, со своей детской беспечностью и энергией ворвалась в материну душу маленьким ураганчиком и всколых–нула медленно засыпающее чувство – желание радоваться. Мама не отдавала себе в том отчета, но говоря о моем будущем семейном счастье, ее подсознание всего лишь пыталось как можно дольше удержать возле себя этот клокочущий гейзер. Я не корил ее за это. В конце концов, люди, заботясь о других, всегда в первую очередь заботятся о себе.

– Я подумаю об этом, – пообещал я, понимая, что решение этого вопроса скорее всего будет зависеть не от меня. Потому что сам я к подобному развитию отношений был готов полнос–тью.

Но, как оказалось позже, для того чтобы Белка осталась в поле материной досягаемости, наша свадьба и не требовалась. Очень скоро они сблизились настолько, что могли часами тре–щать по телефону, а иногда Белка и вовсе навещала мать по собственному почину. Наверное, недостаток внимания родите–лей в детстве и его полное отсутствие в юности давали о себе знать, и сейчас пугливое подсознание Белки стремилось навер–стать упущенное.

– Твоя мама – она хорошая, – как-то сказала мне Белка. –Мне с ней так спокойно, будто она мне тоже мать…

– Рад это слышать, сестренка. Ничего, что мы с тобой спим? Это же инцест.

– Ничего, братик-мой-Гвоздик, главное, чтобы мама не воз–ражала.

– Спросить у нее?

– Вот же умник!

– Если честно, я уже спросил.

– И что, разрешила?

– Само собой. Она современная женщина.

– Врешь, конечно?

– Ну и что?

– Твоя мама – она хорошая. И так замечательно рассказы–вает!

– Скажу ей, чтобы она тебя удочерила.

– Ладно.

Так и вышло, что нить, которой я хотел связать себя с Бел–кой, стальным тросом связала Белку с мамой, минуя меня. Я был только за. Мне казалось, что это сблизит всех нас. Но я оши–бался.

Белка боялась оставаться одна. Ей было куда комфортнее в окружении девчонок, с которыми она могла поссориться в лю–бую минуту, чем в тишине пустой комнаты. Если меня вызывали на выходные работать, Белка живо организовывала массовое культурное мероприятие со своими сокурсницами или ехала на–вестить мою мать. А могла и просто целый день шататься по ма–газинам в поисках какой-нибудь ультрамодной юбочки или блуз–ки, а то и гулять по городу, восхищая прохожих своей гривой и сумасшедшинкой в салатовых глазах. Но случалось и так, что она просыпалась, укутанная пледом меланхолии, и оставалась дома, даже если я уходил на весь день. Я целовал ее в щеку, выходил в коридор и меня догоняли ее «Ты надолго?» и легкий запах фиалок.

Поначалу я пытался пробиться сквозь эти завесы дурного на–строения, старался быть чутким и заботливым, но это ни на йоту не приближало меня к причинам Белкиной грусти. Даже меня она не пускала в свой потайной чуланчик. Если я пытался об этом поговорить, диалог сводился к повторению заученного назубок материала:

– Почему ты должен работать по выходным?

– Работа такая, Бельчонок. Что тут поделаешь? Кто меня возьмет на нормальную работу, с неоконченным высшим?

– Ты же можешь вообще не работать. У меня есть деньги, нам хватит!

– Мы об этом уже говорили не раз. Мне надо идти. Увидимся вечером.

Я бы и в самом деле мог уйти с работы и жить с Белкой на ее деньги, никаких предрассудков по этому поводу у меня не было. Просто я не хотел себя расслаблять. К сладкой безза–ботной жизни привыкаешь быстро, и если она вдруг заканчи–вается, непросто вернуть себе самодисциплину и вспомнить, что в этой жизни ты зависишь только от себя. К тому же моя специальность требовала постоянного приращения опыта, потому что технологии развиваются быстро, и, если за ними не следить, легко потерять квалификацию. Я уходил на рабо–ту, вечером возвращался, Белка делала шаг мне навстречу, прижималась всем телом, и я чувствовал, что размолвка схо–дит на нет. На следующее утро она просыпалась в хорошем настроении, смеялась, чудила, за окном блестело зимнее сол–нце, мы выбирались бродить по улицам, укутанным хрустящим снегом, или ехали на электричке за город шататься по узким тропинкам, вьющимся среди сугробов и старых сосен, фото–графировали друг друга, смеялись, по обыкновению расска–зывали друг другу всякую ерунду, чтобы вернуться под вечер уставшими, раскрасневшимися, голодными и счастливыми, ворваться в первое попавшееся кафе, наброситься на ужас–ный, но горячий кофе и позавчерашние сэндвичи и быть от это–го еще радостнее и счастливее… После такого дня я выкиды–вал из головы Белкину меланхолию. Все равно я не мог ее постигнуть.