Корень нации. Записки русофила

Сегодня часто приходится слышать, что Церковь, дескать, – вне политики, вне государственности, вне державного строительства. Т. е. вне родины, вне народных чаяний, вынужденно реализуемых в т. ч. в гражданской деятельности. Русский христианский философ, напротив, утверждает следующее: «Церкви есть дело до всего, чем живут или не живут люди на земле. Ибо живая религия есть не «одна сторона жизни», а сама жизнь и вся жизнь». «Церковь призвана, церковь обязана указывать людям – и Царю, и чиновникам, и парламентариям, и гражданам, и ученым, и поэтам, и живописцам, и промышленникам, – то в личной беседе, то в проповеди, то во всенародном воззвании, – где именно их дела, их установления или страсти вредят делу Царствия Божия» (с. 321–322).

В христианстве мы видим как бы два направления, две позиции. Часть христиан действительно уходит от мира, в скиты и кельи. Монашество выработало целую систему душевного очищения. Но мироотвержением части верующих отнюдь не ограничивается христианская миссия на земле. Вселенная создана Богом – и небо, и земля, и море и «все, что в них». Поэтому Богосозданный мир не может подлежать хуле и отвержению. Христианство приняло мир, благословило человека в мире и стало учить его не только искусству умирать, но и искусству по-христиански жить и творить культуру. Евангелие учит не бегству из мира, а христианизации его. Наука, искусство, право, хозяйство, НАЦИОНАЛЬНОЕ ДВИЖЕНИЕ подлежат творческому обновлению в христианском духе.

Иван Ильин видел грядущую Россию как национальное государство, ограждающее и обслуживающее русскую национальную культуру. «Первое пробуждение, может быть, будет страстным, неумеренным и даже ожесточенным, – писал философ, – но дальнейшее принесет нам новый русский национализм с его истинной силой и в его истинной мере». Русская сердечность и простота всегда сжимались от черствости, чопорности и искусственной натянутости Запада. Не случайно и то, считает Иван Александрович, что русская созерцательность и искренность никогда не ценились европейским рассудком и американской деловитостью. С большим трудом европеец постигает особенности русского правосознания – «его неформальность, его свободу от мертвого законничества, его живую тягу к живой справедливости и в то же время его наивную недисциплинированность в бытовых основах и его тягу к анархии».

Описывая кризис современной, прежде всего европейской или атлантической, культуры, Ильин с горечью пишет, что за последние ЧЕТЫРЕ ВЕКА и, в особенности, за последние два века (XVIII и XIX) европейцы перестали воспринимать религию, как центр духовной жизни, как ее главный источник. «Постепенно слагается и крепнет культура без веры, без Бога, без Христа и Евангелия». При этом «образовался широкий антихристианский фронт, пытающийся создать нехристианскую и противохристианскую культуру». Сходный процесс, увы, начался в России именно с реформ Петра Первого.

После всего пережитого и выстраданного русским народом спасение его, по Ильину, заключается в возвращении к Богу и к России. «Без России русскому человеку не быть, не творить. Ибо Россия есть духовное, естественное и историческое гнездо русскости, вымоленное, выстраданное, необходимое каждому из нас… Коммунистическая революция «отменила» Россию, и мы лишились всего: храмов, имущества, семьи, свободы, быта, жилищ, искусства… всего нашего достояния».

В числе причин крушения Российской империи Ильин называет также недостаток «волевого элемента в русском Православии двух последних веков». И главное – отмечает незрелость «русского национального характера и русского национального правосознания». «Россия рухнула на наших глазах не потому, что русский человек был силен во зле и злобе, наподобие немцев, а потому, что он был СЛАБ В ДОБРЕ, и в роковой час истории (1917) он не сумел извлечь из своего добродушия и утомления, из своей улыбчивой, песенной и ленивой души – ту энергию воли, ту решимость поступка, то искусство организации, то умение сопротивляться злу силою, которых потребовал от него час испытаний. Русский человек оказался слабым в добре и подчинился нерусским людям, составляющим в стране ничтожное меньшинство (около 50 000 большевиков), но зато оказавшимися сильными во зле…»

Сложность современной эпохи заключается в том, что русский православный националист обязан взять на себя разом 2 задачи: противостояние мировому антихристианскому напору последних веков и сопротивление денационализации русского народа. На наших глазах нация гибнет биологически, смертность ежегодно превосходит рождаемость, растет число заболеваний и количество немощных. Но самое главное – слабеют духовные и нравственные скрепы нации. Только в христианском национализме – духовное и биологическое спасение народа. Возрождение волевого начала в русском Православии и восстановление одухотворенного Евангелием национального инстинкта – в этом, согласно Ильину, Солоневичу, – залог возрождения русского народа. Здесь наша надежда, что «не до конца» прогневался на нас Господь.