«Ныне монархический строй и самая идея монархии, – пишет Ильин, – вовлечены в тот общий мировой кризис, который разразился на наших глазах в XX веке с небывалой еще в истории бурностью и остротой» (Ильин, т. 4, с. 418). Люди утрачивают духовное измерение вещей и жизни, духовно слепнут и судят обо всем по собственному интересу, по навязанному трафарету или по внешней видимости. Между тем «монархическое начало, стоящее по природе своей в скрещении государственности, религии и нравственности, не могло не быть захвачено общим духовным кризисом» (там же, с. 418). Яркий пример: это 1917 год в России. Мы имели лучшего монарха, но интеллигенция, часть дворянства и даже часть бюрократии посчитали, что надо брать пример с Европы, где республику в принципе предпочитают, что в парламентаризме, дескать, прогресс и благо. В итоге получили 8-месячную анархию с разложением армии и государства и 70-летнюю богоборческую диктатуру, при которой в первые же 5 лет было уничтожено 12 % населения, лучшего населения.
«Катастрофа, разразившаяся в истории русского народа, – отмечает Ильин, – … произошла от того, что на протяжении многих десятилетий…. в душах меркла и исчезала ДУХОВНАЯ ОЧЕВИДНОСТЬ, т. е. верное восприятие и переживание великих духовных предметов – Откровения, Истины, добра, красоты и права» (т.4, с. 444). А ведь «в основе всякого права и правопорядка, и всякой достойной государственной формы лежит духовное начало…» (с. 446). По мнению мыслителя, правосознание само по себе есть ЧУВСТВО УВАЖЕНИЯ к ЗАКОНУ и законности, чувство преклонения перед авторитетом законной власти и законного суда, чувство долга и связанности им и живое чувство связующей дисциплины. Особенно важна следующая мысль Ильина: «правосознанию естественно и необходимо ЛЮБИТЬ свой народ, свою страну, свое отечество и в этой любви почерпать все те руководящие чувства, о которых я упомянул» (с. 447). Теперешнюю Конституцию РФ 1993 г. и другие законодательные акты сочиняли лица с полным отсутствием любви к народу, стране, отечеству. Только отъявленные русофобы могли «позабыть» упомянуть русский народ в тексте Конституции. А раз в их правосознании отсутствуют чувства любви к народу и стране, то, по Ильину, закономерно нет и других составляющих правосознания: чувства уважения к закону, чувства долга и т. д. Словом, правосознание у наших либералов отсутствует. Отсутствие правосознания, кстати, одна из причин нашей тотальной коррупции, всеобщей продажности министров, губернаторов, мэров и прочих должностных лиц. А ведь «только любовь вызывает в душе ту ВЕРНОСТЬ, без которой немыслимо никакое государство» (с. 448). Нет у наших реформаторов любви к народу и родине, нет и верности. А государство без верности – это карточный домик. Впрочем, у нашей «элиты» есть некоторая верность Израилю и США, в банках которых лежат их личные счета. Нет только верности к России. Кажется, это единственный случай в истории, когда вся правящая бюрократия не имеет национальных интересов, а только интересы своего кармана. Народ – в ловушке.
Ильин учит: «искрения религиозность есть вернейший и глубочайший корень правосознания» (с. 450). В пику современным глобалистам звучат следующие слова философа: «у всякого народа своя особая «душа», и помимо нее его государственная форма непостижима. Потому так нелепо навязывать всем народам одну и ту же штампованную государственную форму» (с. 451). По мнению Ильина, с детства необходимо прививать людям уверенное чувство, что они признаются СУБЪЕКТАМИ ПРАВА, что они призваны к самообладанию и самоуправлению и что государство уважает их и доверяет им. «Правосознание воспитывается в людях, а не предполагается готовым…» (с. 452). И только политические верхогляды воображают, будто народам можно навязывать их государственное устройство, будто существует единая государственная форма, «лучшая для всех времен и народов». «И нет ничего опаснее и нелепее, как навязывать народу такую государственную форму, которая не соответствует его правосознанию (например, вводить монархию в Швейцарии, республику в России…» (с. 453–454).
Монархическому правосознанию, считает Ильин, свойственна потребность ОЛИЦЕТВОРЕНИЯ государственного дела, совершенно не свойственная для республиканского правосознания. «Единство народа требует зрелого, ОЧЕВИДНОГО, духовно-волевого воплощения: единого центра, лица, персоны, живого единоличного носителя, выражающего правовую волю и государственный дух народа» (с. 457). Одно лицо олицетворяет сразу власть, государство, отечество и весь народ в целом. «…Христианская религия, даровавшая миру откровение живого Бога, на много веков оживила потребность олицетворять и созерцать воочию государственную власть». Поэтому далеко не случайно «за последние два-три века (18, 19 и 20-й) кризис христианства и кризис монархической государственности идут рука об руку» (с. 460).