Коридор

Пани Соболевска, до этого все время улыбающаяся, поставила рюмку дрожащей рукой на стол. "Мускатель" расплылся красным бордюром вокруг ножки рюмки. Плечи ее вдруг задергались, единственная рука растерянно засуетилась по столу: она то закрывала ею лицо в слезах, то вдруг принималась искать в ридикюле носовой платок и, не найдя его, снова хваталась за лицо... Только сейчас Ромка вдруг понял, что бабушка Лена очень старая. Старше дедушки. Пальцы у нее были мос-латые, раздавшиеся в суставах... И как она только кольца снимает? И на подбородке у нее висели какие-то крошки, она их не чувствовала.

Александр Григорьевич выпил свою рюмку, и тут губы его некрасиво поехали в разные стороны, как будто он выпил водку, а не сладкий "Мускатель", и Ромка понял, что дедушка Саша морщится не из-за того, что горько, как морщится дедушка Георгий, а просто он плачет, только еще пока без слез...

Ромка отвернулся, чтобы не видеть плачущего дедушки.

- Только мы с тобой остались, Леночка,- услышал он дрожащий голос дедушки.- Только мы...

- Саша,- укоризненно покачала головой бабушка Шура.

Елена Григорьевна всхлипнула последний раз, как будто строгий голос Александры Иннокентьевны относился к ней, высморкалась и улыбнулась:

- Мой макияж...- И она тронула пальцами лицо.

- ...А чемоданы-то тяжелые...- шепнула Таня на ухо тете Оле, выразительно поглядывая на нарядные чемоданы, застоявшиеся у двери.

- Танечка, сейчас не время,- не поворачивая головы, сказала тетя Оля. Дверь распахнулась.- А вот и Гена!..

Геннадий Анатольевич протиснулся между спинками стульев и пианино, пиджак его во время пролезания распахнулся, и две пуговки на белой его рубашке выскользнули из разболтанных петелек, обнажив синюю майку. Он остановился возле кресла бабушки Лены, склонив голову в коротком офицерском поклоне.

- Соболевска,- откинувшись на спинку кресла, бабушка Лена протянула ему руку для поцелуя.

Сколько раз Ромка пробовал перед зеркалом вот так вот кланяться. Ничего не получалось: голова дергалась, смешно булькая щеками.

Геннадий Анатольевич сел рядом с тетей Олей и молча уставился в тарелку.

- Геночка опоздал немножко,- пояснила тетя Оля.- Он на даче был, там окна разбили хулиганы...

- О-о, вы купили себе виллу? - воскликнула Елена Григорьевна.- Как это мило!..

Геннадий Анатольевич прокашлялся, собираясь дать пояснение, но тетя Оля его опередила:

- Нет, тетя Леночка. Это родительский наследственный дом...

- По Николаевской дороге,- добавила бабушка Шура.

- Шурочка, а помнишь, как мы ходили с тобой и с Фешенькой смотреть коронацию?..

Дедушка Саша вовремя закашлялся и кашлял, пока сестра его не забыла, о чем спрашивала сноху.

- Тетя Леночка! - тетя Оля улыбнулась, останавливая кашель отца.- Ты знаешь, я ведь за Гену только из-за того и вышла, что у него бы,л свой дом. А до него я всех женихов отвергала. Ждала большой любви. Или большого приданого,- тетя Оля кокетливо прильнула к плечу тетки. И Ромка заметил, что тетя Оля очень похожа на бабушку Лену.

- А ведь мы могли с вами, Елена Григорьевна, встретиться в Варшаве,сказал, не переставая жевать, Геннадий Анатольевич.- В сорок пятом...

- Могли, но если только в госпитале.

- Именно в госпитале. Я работал лаборантом. Лейтенант медицинской службы.

- Подождите, где же Левочка? - вспомнила вдруг пани Соболевска.Шурочка, где твой сын? Ах да! Оля сказала: в командировке... Я забыла.

Ромка вопросительно взглянул на тетю Олю, на бабушку Шуру. Потом на Таню.

- Трус несчастный! - прошипела та.- Страхуется...

- Вот он! Папа! - обрадованно крикнул Ромка, услышав быстрые шаги за дверью.

Но это был не папа. Это была Глафира.

Она подскочила к Александре Иннокентьевне и молча шмякнула'из пригоршней на грязную тарелку кучку, состоявшую из бумажных дореформенных денег, мелочи, серебряных рублей двадцатых годов и цветных осколков знакомой Ромке кошки-копилки: ухо, кусок носа и полбанта...

- Я вас не совсем понимаю, Глафира Николаевна,- поправив пенсне, ровным голосом сказала бабушка Шура.- Что это?

- Не понимаешь?!

Из-под косынки соседки высыпались грязно-серые пряди волос, Глафира трясущимися пальцами запихивала их обратно.- А велосипед понимаешь? Где велосипед?..

- Арсен покататься взял,- съежившись, пискнул Ромка.- Мы дяде Алику деньги... Накопили...

- Вот ихние деньги! - Глафира протянула на красной, разбухшей от мытья полов ладони смятую старую пятирублевку.- Это что? Раз душевный больной... значит, все!.. Обмануть?.. Управы на вас нет!..

- А-а-алик...- слабо выдохнула тетя Оля, вяло простирая руку к двери. Указав на возникшего в дверях Глафириного сына, рука ее бессильно упала на стол, сшибив на пол хрустальную рюмку.

Алик в тюбетейке, босиком, медленно приближался к

сидящим.

Геннадий Анатольевич поднялся из-за стола. Александр Григорьевич судорожно потянулся к телефону.

Алик подошел к столу и под общее молчание, не мигая, долго всматривался в мать.

- Иди отсюда,- без интонации произнес он.

Глафира вжала голову в плечи, подняла руку, защищаясь от дальнейших действий сына, и тихо-тихо начала отступать к двери...