Коридор до Рождества

Чтобы смягчить переживания, Аделина предприняла двухгодичное путешествие по Европе. Лондон ей показался дорогим и скучным, особенно её ошарашило несовершенство английских водопроводных устройств — отсутствовал смеситель, холодная и горячая вода текли из отдельных кранов. В Париже было весело, там она познакомилась с революционными интеллектуалами, но их бесконечно-бредовые рассуждения о развитии общественного сознания наскучили ей ещё раньше, чем завывания спившихся молодых живописцев о новых формах в изобразительном искусстве. В парижской богеме рекомендовалось быть личностью — или быть никем. Личность из Аделины не получилась — её не воспринимали иначе, чем очередную тупую, но богатую американку, которой непременно следовало продать какую-нибудь срочно намалеванную мазню под видом внезапно обнаруженного шедевра. А на Лазурном берегу Аделину буквально осаждали десятки профессиональных любовников. Одна пожилая соотечественница (её покойный супруг владел лесоразработками в штате Монтана) посоветовала Аделине поскорее сделать выбор, а то отвергнутые французские мужчины уступят свое место французским женщинам — лесбийская любовь в том сезоне была необычайно развита, в моду как раз вошли испанки — они умели любить страстно, беззаветно и недорого, и почти неподдельно страдали от ревности. Аделина послушала мудрый совет и на пляже выбрала себе юношу по имени Франсуа. Мальчик оказался весьма старательным, но не выдержал и трех дней — Аделина поймала его в момент исследования её кошелька. Франсуа объяснил свое любопытство поисками аспирина — «стрелка на барометре скачет вверх-вниз, чертовски болит голова…» Столь нелепое объяснение было признано неправдоподобным, и Франсуа ушел чуть ли не в слезах — его долг сутенеру рос с каждым днем. Потом случилось Монте-Карло — там профессиональные мужчины выходили на работу в смокингах, но, разглядев скромные ставки Аделины, особой активности не проявили. После Монте-Карло путешествующая американка посетила Германию. В Мюнхене она попала на «октоберфест» — грандиозный пивной праздник, выпила несколько кубометров пенного напитка и обнаружила новую беременность. Аборт в голландской клинике (обнаружилось, что в тишайшей Швейцарии аборты запрещены аж с 1942-го года), круиз по северной Италии и несколько месяцев в Риме прошли без приключений.

Вернувшись в Штаты, Аделина опять какое-то время бездельничала в имении родителей, а потом вновь поступила в университет, начала изучать историю искусств в университете Ричмонда. Впоследствии она предполагала стать хозяйкой картинной галереи.

Поступившее из Франции известие о тяжелом ранении брата Эдварда пробудили в ней невероятные запасы энергии. Одномоментно был решен вопрос о необходимости поездки, и уже через сорок восемь часов после получения телеграммы Аделина Трэйтол вошла в вестибюль больницы. Ещё через полторы минуты она устроила скандал у закрытых дверей палаты. Вышедший из своего кабинета доктор Гальпен приказал ей молчать и попросил медсестру позвонить в отель господину Боксону. Боксон прибыл через двадцать минут.

Аделина Трэйтол с демонстративной оскорбленностью на лице сидела на диванчике для посетителей и хрустела пальцами.

— Вы уверены, что эти звуки производят на вас успокаивающее воздействие? — спросил приблизившийся Боксон.

— Кто вы такой? — Аделина посмотрела на него недоуменно-презрительным взглядом.

— Чарльз Спенсер Боксон. Я привез вашего брата в больницу.

— Видимо, я должна вас поблагодарить? Я вам благодарна!

— Не стоит благодарности, мисс Трэйтол! Ваш брат спас мне жизнь, удачно развернув машину, и вы мне ничем не обязаны…

— Отлично, не терплю быть обязанной кому-либо! И что же дальше? — выражение её лица не изменилось.

— Полагаю, вам следует решить вопрос об ужине и ночлеге. Здесь есть неплохой отель — маленький, но с приличным рестораном. Для иностранцев в баре держат пару бутылок настоящего ирландского виски. В некоторых номерах имеется ванна, паровое отопление, и для особо привередливых постояльцев в комплект постельного белья входит второе одеяло. За дополнительную плату в номере будет стоять ваза со свежими цветами — хозяин отеля, господин Макари, увлекается оранжерейным цветоводством…

— Вы получили от него подряд на рекламные работы? — перебила Боксона американка.

— Нет, но кроме меня, вы не найдете здесь человека, говорящего по-английски без акцента. Хотя ваш французский, признаться, недурен, — когда вы требовали открыть дверь в палату интенсивной терапии, весь городок наслаждался мелодичностью вашего вирджинского диалекта…

Аделина недовольно фыркнула, но на Боксона уже смотрела с интересом. Он продолжал:

— Францию называют старшей дочерью католической церкви, и здесь весьма жизненным является принцип: в чужой монастырь не ходят со своим уставом. Здесь свои порядки и не нам их менять. Поэтому рекомендую подчиниться действующим правилам, которые, кстати, не так уж и плохи… Позвольте мне донести вашу сумку до отеля…