— Эдди, — сказал он, наклонившись над лежащим американцем. — Это я, Чарли Боксон. Если ты меня слышишь, открой глаза два раза…
Трэйтол два раза моргнул глазами, пытался что-то сказать, но Боксон не позволил:
— Ничего не говори, Эдди! Слушай меня внимательно. Нас обстреляли на шоссе неизвестные нам люди, и дальше ты ничего не помнишь. Никакого оружия у нас не было. О твоей работе в Управлении я никому не сказал. Все. Если ты меня понял, моргни два раза.
Трэйтол снова моргнул два раза, и Боксон добавил:
— У меня все в порядке. Выздоравливай, потом поедем в Париж, я знаю на Монпарнасе одно заведение, там после ранений отдыхают легионеры, и барышни специализируются на обслуживании ослабших воинов. Они в сексе — как Паганини в музыке, вернут тебя к жизни за один сеанс…
Губы Трэйтола дрогнули в улыбке, но Боксон снова не позволил ему говорить:
— Мне нельзя здесь оставаться, Эдди, я ухожу!.. Ни о чем не беспокойся, со всеми проблемами я разберусь сам. Выздоравливай!..
— Скажите, господин Боксон, — спросил на следующее утро старший инспектор Дамерон, — зачем вы ввели несчастную медсестру в искушение долларами? Неужели нельзя было проникнуть к господину Трэйтолу обыкновенным способом?
— Меня вряд ли бы пустили к нему, хирург Гальпен строго придерживается установленного распорядка лечения. Я его понимаю — вчера господин Трэйтол все ещё не мог со мной разговаривать.
— Он не мог, я согласен, но что вы сказали ему?
— Я пожелал ему быстрейшего выздоровления!..
Боксон и Дамерон по проселочным дорогам проезжали мимо уединенных ферм; останавливались около каждой на несколько минут; Боксон демонстративно разглядывал фермы в большой полевой бинокль (настоящий «Карл Цейс», осенью 44-го юный Клод Дамерон подобрал его в разбитом германском блиндаже); стекла сверкали на солнце; потом в бинокль разглядывал ферму старший инспектор, и почти всегда замечал колыхание штор в окне — с фермы тоже наблюдали за непрошеными гостями. На этом демонстрация присутствия заканчивалась, полицейская машина ехала к следующему строению.
— Скажите, господин старший инспектор, — спросил Боксон после пятой по счету остановки, — ваши люди, которых вы послали заглянуть на каждую ферму, заметили что-нибудь необычное?
— Нет, ничего особенного.
— А я заметил, что сейчас зима, и если ваше предположение о скрываемых раненых преступниках верно, то держать раненого человека в подвале или в амбаре… — Боксон не договорил.
— Черт возьми, Боксон, вы делаете успехи в теории розыскных мероприятий! — воскликнул старший инспектор. — Ещё немного и я поверю, что вы достойны быть частным детективом! Я тоже думал об этом, но не могу ж я просить ордер на обыск всех ферм в округе! Более того, без существенных оснований я не могу просить ордер на обыск вообще какого-либо помещения, вы же понимаете!
— А если преступники никак не отреагируют на наше появление? — снова спросил Боксон.
— Тогда мы придумаем что-нибудь другое! Но никак не отреагировать они не могут — у них сейчас напряжены нервы, любое появление полицейского их тревожит, тем более, что мы демонстрируем неподдельных интерес — бинокль видно издалека!
Обедая предусмотрительно захваченными в дорогу бутербродами, старший инспектор говорил:
— Вчера вечером я ещё раз внимательно просмотрел все материалы по делу, их не так уж и много. Скажите, Боксон, каким образом в утренних сумерках вам удалось рассмотреть, что у нападавших был именно белый «форд»?
— В свете наших фар я видел эмблему — синий овал на белой поверхности. Почему-то это отпечаталось в памяти, хотя конкретную модель автомобиля я не смог различить.
— Наши парни проверили все местные белые «форды» — ни на одном из них следов крови или пуль не имеется. Наверное, какой-то со стороны…
— Наверное!.. Но почему вы мне все это рассказываете? Только не ссылайтесь на старческую болтливость…
— Не буду!.. — засмеялся Дамерон. — Все очень просто, Боксон — вы единственная зацепка в этом деле! Кстати, вы так и не вспомнили, какая информация могла подставить вас под обстрел?
— Нет, господин старший инспектор, но думаю об этом постоянно!..
— Точно, на вашем лице иногда появляется такое же выражение, как у школьника, умножающего в уме трехзначные числа…
«Да, господин старший инспектор, — подумал Боксон, — вы совершенно правы меня непрерывно терзает мысль: неужели Пелларес остался жив? У Хорхе глаза были полуоткрыты, он-то наверняка был мертв, но вот Пелларес… Неужели он где-то здесь?» И сказал вслух:
— Я хочу посетить Бельгию. Вы не будете мне препятствовать?
— А зачем вам Бельгия? — спросил старший инспектор.
— Мне нужно сделать несколько телефонных звонков, а на вашей территории любые мои разговоры будут вам известны через несколько минут…
— Ого! — Дамерон засмеялся. — Ваше нахальство непревзойденно! Как и ваше умение стрелять из пистолета… — вдруг добавил он и посмотрел в глаза Боксона.
— Мы не были с вами в тире, господин старший инспектор, — не отвел взгляд Боксон, — вы не можете знать моих стрелковых способностей…