— Что за говно здесь дают! — с ненавистью выкрикнул он в сторону стойки и швырнул вилку в тарелку с такой силой, что разведённый из картофельного порошка «гарнир» полетел во все стороны брызгами (немалая часть их досталась многострадальной куртке самого Воронкова).
Он, не отодвигаясь, резко встал, и хилая табуретка отлетела назад, бренча и кувыркаясь. Хотелось ещё что-нибудь крикнуть, а может быть, и пойти на кухню, найти повара, запихать ему в глотку десяток-другой этих шницелей…
— Эт‑та верна. А ещё, суки, стаканы немытые подсунули,— дружелюбно прокомментировал выступление Воронкова полутрезвый голос из пьющей компании, и Сашка вдруг увидел себя со стороны: рваного, с побитой рожей, устраивающего скандал в грязной забегаловке…
Он повернулся и вышел, не обращая внимания на раздатчицу, начинающую визгливый монолог: «Ах ты, бомжатина, сейчас тебя милиция…»
Домой, домой! Хватит! Там в холодильнике есть какая-никакая жратва, а истомившийся Джой будет вилять хвостом и лезть целоваться. А потом, чтобы забыть всю сегодняшнюю дребедень, можно сесть на телефон и выписать на вечерок Ленку. Или Ирку, она, вроде, ближе живёт, или… А впрочем, без разницы.
С некоторых пор отношения Сашки с противоположным полом носили характер заведомо простой и взаимоудовлетворительный. Ему за глаза хватило того памятного периода жизни, когда полгода имя Анжела казалось самым прекрасным в мире, а следующие шесть месяцев он сам напрашивался на дальние и нудные командировки, лишь бы поменьше ходить по знакомым улицам. И поменьше вспоминать о периоде счастливого добровольного помешательства, которое закончилось так просто и так паршиво…
Зато теперь — как прививку получил. И оказалось, что можно жить и получать удовольствие от жизни гораздо проще и дешевле. Сашка вспомнил пару-тройку эпизодов «получения удовольствия от жизни» и первый раз последние несколько часов улыбнулся. Не так всё и плохо!
Надо только прикупить кой-чего по дороге… На память пришёл круглосуточный ларёк у остановки рядом с домом. Там как раз подходящий ассортимент — выберем какой ни на есть кексик и бутылочку ликёра наименее ядовитого цвета. Дрянь, конечно, химия, ну а куда деваться? Не те доходы, чтобы носом крутить.
Заманчивые планы вечера настойчиво требовали скорейшей реализации, и Воронков без раздумий свернул в переулок, срезая дорогу. Темновато конечно… Да пошла она на фиг, вся это бредятина! Не хватало ещё начать темноты бояться!!!
Насвистывая про трын-траву и зайцев, он ускорил шаги. Переулок был длинный и кривой, вскоре начались разнообразные закутки с закоулками, в которые Сашка никогда не заглядывал, хотя ходил здесь сотни раз. Вот привычно пахнуло жратвой — сюда выходят задворки ресторанчика — «Апеннины» так он называется, что ли? Заведеньице не из бедных — хоть и задний двор, а вокруг ажурная загородка, гроздья светящихся шаров на столбах. А запах… Китайская лапша так не пахнет!
Сашка сглотнул слюну и заторопился ещё больше, оставляя за спиной этот уголок почти что европейской культуры. Благополучную внешность нарушал только бомж, роющийся в аккуратных пластиковых баках. Грязный и какой-то особенно нечёсанный, он оторвался от своего занятия и проводил прохожего долгим взглядом. Сашка даже спиной почувствовал этот взгляд, но подавил желание обернуться. Ещё привяжется, и опять какая-нибудь пакость начнётся. А так — вот поворот, и ощущение неприятного внимания пропало, словно отрубленное стеной дома.
Теперь переулок петлял между домами, освещённый разве отблесками света из окон квартир, владельцы которых ещё не обзавелись плотными шторами. Таких было немного, а фонари в этих местах повывелись ещё два года назад. Воронков передёрнул плечами — как бы в лужу не вляпаться! Впрочем, уже недалеко — вон уже показался тёмный и мрачный куб поликлиники, за ним будет поворот, ещё метров сто по прямой, а там и проспект, от которого до дома рукой подать.
С трудом разглядев очередное разливанное море глубиной по щиколотку, Сашка нацелился перемахнуть и через него, но тут его словно приморозило к месту, он так и замер с поднятой ногой. Вокруг возникла и сотрясла мир тягучая дрожь, которую он ощутил всем телом, и почему-то в мозгу возникла аналогия — суслик, на которого упала тень ястреба. «Пусть боимся мы волка и сову» застряло в горле, перехваченном спазмом страха. Мелко звякнули окна в окружающих домах, и тут же всё заглушил гулкий скрежет, обрушившийся со всех сторон. Захотелось втянуть голову в плечи или забиться в какую-нибудь щель…
«Ну вот и началось…» — промелькнула у Воронкова мысль. Он быстро огляделся по сторонам и лишь потом, глянув вниз, понял, что всё-таки встал ногой в лужу. Вокруг было тихо.
«Шалят нервишки-то? — подбодрил здравый смысл.— Ничего удивительного — после такого-то дня. А надо воспринимать всё проще: мало ли в городе звуков разных бывает? Вот так, сглотнуть этот противный комок, восстановить дыхание и марш вперёд. Почему стоим? Стыдно, товарищ лейтенант запаса!»