Чёрта с два стыдно! Страх прочно угнездился где-то в спинном мозге, а тот знал толк в простых инстинктах и в гробу видал все логические построения. «Сматываемся отсюда»,— властно приказал инстинкт, и Сашка с ним спорить не стал. Сматываться так сматываться, но только не с глазами по семь копеек и криком «Караул!», а спокойно и деловито…
Осторожно ступая, он выбрался из лужи, мягко двинулся вперёд и, тут же вздрогнув, снова замер, заметив краем глаза какое-то движение. Что-то, что было на миллионы лет старше самого первого человека, заставило его снова застыть и всмотреться в темноту до рези в глазах.
Где-то за первым из двух домов, тех, что слева, горела одинокая лампа. То ли фонарь перед подъездом, то ли ещё что-то такое. Его тусклый желтоватый свет выплёскивался через проход на улицу, и, косо отрезанный углом дома, он делил маленький кусочек пространства на две части.
Справа лежала освещённая реальность. Материальная и обычная: стена, грязный асфальт, узкая полоска земли, два кустика на ней, в ветвях одного из них запутался рваный полиэтиленовый пакет.
Слева была тьма. Чужая и опасная. И в ней что-то шевелилось.
«Собачка погулять вышла…» — пискнул здравый смысл и тут же заглох. Слишком уж глубокой была тень, слишком уж большим было то, что шевелилось там. Не в силах оторвать взгляда, пойманный в ловушку ощущением кошмарного сна, Воронков смотрел в эту темень и видел, как из бездонной черноты выступает Нечто. Оно появилось на границе света и тьмы, сгустилось, обрело чёткие формы. Забыв дышать, Сашка не понимал, что он видит. Здравый смысл заставлял мозг сосредоточиваться на деталях, не желая воспринимать всё в целом, но контуры вдруг как-то враз и окончательно слились, не допуская никакого другого толкования.
Более чёрный, чем тень, что его породила, перед Воронковым высился всадник. Не просто всадник — излучающий угрозу и зло Чёрный Рыцарь в диковинных доспехах. Поняв, что росту в самом всаднике за два с половиной метра, и конь тоже соответствующий, если только это конь, Сашка содрогнулся и почувствовал, как коротко стриженые волосы зашевелились на голове.
«Таких всадников не бывает!» — заорал вконец спятивший здравый смысл.
«И доспехов таких не бывает», — самодовольно добавила эрудиция, обычно помогавшая Воронкову с лёгкостью отличить готический доспех от максимилиановского, а шлем «салад» от «армэ».
Копьё в правой руке рыцаря, только что уходившее вверх, в темноту, начало медленно опускаться. Оно проткнуло кокон темноты, и его лоснящееся гранёное жало мёртво заблестело в желтоватом свете. Отсвет, скользнув по копью до конца, замер холодным алмазным огоньком на острие, и Сашке показалось, что оно нацелено ему прямо в переносицу.
«Не может быть, не может быть, не может быть…» — глухо колотилось сердце. А всадник, кажется, шевельнулся, чуть тронув поводья, и конь, который не был конём, шагнул вперёд. Шагнул вперёд и остался на месте! Всё замерло вокруг, лишь его передние ноги плыли в воздухе, не касаясь земли, — Сашка видел это ясно, до мельчайших подробностей. Вот они снова мелькнули в грациозном переборе, уже ближе к асфальту, вот ещё раз, и…
Первый хлёсткий удар разломил тишину. Всадник двинулся вперёд.
Сашку накрыло ужасом, и он вдруг понял, что бежит. Бежит, едва касаясь ногами земли и боясь оглянуться. Ничто не жило вокруг. Мир неожиданно умер, даже тучи над головой остановились, лишь с хрустом били копыта за спиной, всё чаще и чаще. Сердце в груди не билось, а бешено трепыхалось, грозя разорваться вместе с лёгкими, а тяжёлый скок грозно накатывался, приближался, подхлёстывал!
Ритм ударов всё убыстрялся, и вот он уже слился в глухой грохот, к которому прибавлялся голодный рёв «коня». Сашка с отчаянием почувствовал, что его настигают, что гранённое острие всё ближе и вот-вот ударит между лопаток. Вот, вот, сейчас… Нет!
И вдруг переулок кончился. Сашка вылетел на свет. Повинуясь всё тем же древним инстинктам, он сразу метнулся в сторону, прижался к стене — и тут же с грохотом и рёвом пронёсся мимо огромный, облитый чёрным лаковым сиянием мотоцикл с седоком в глухом шлеме с затемнённым стеклом. С тем самым грохотом и рёвом…
Вместо вони выхлопных газов мотоцикл оставил после себя странное, лёгкое и даже нежное морозное дуновение, мелькнул непомерно широким задним колесом и исчез в дорожном потоке.
Наваждение схлынуло. Однако Воронков ещё долго бы стоял так, не в силах двинуться с места, если б его не толкнули плечом. Прохожий нетвёрдо поплёлся дальше, унося с собою мутный аромат перегара и бормотание по поводу «баранов», которые «стоят на проходе, как козлы, людям прохода нет…», а Сашка почти так же нетвёрдо побрёл домой, и более-менее пришёл в себя только в подъезде. Само собой, что ликёр он покупать не стал, да и вообще напрочь забыл о своих планах «психологической разгрузки».