Опыта ему всё же не хватало, и полноценную «железную рубаху» он делать не рискнул. У него получилось что-то вроде узкого пончо с дыркой-воротом и двумя прямоугольными выростами, закрывающими сверху плечи и руки до локтей. На боках, под мышками и локтями лопасти кольчужного пончо соединялись мягкими ремешками. Взвесив в руках текучий доспех, он через голову накинул его на плечи, затянул шнуровку ворота и ремни. Как влитой! От пули, конечно, не защитит, а вот от какого-нибудь ножа или топора — другое дело. Или от гнусного чёрного копья…
Пол холодил пятки сквозь тонкую резину. Сашка звонко чихнул, потряс головой и вывалил на пол содержимое пакета. Выхватив из антрацитово поблёскивающей кучки наколенники с налокотниками, быстро надел их, поправил эластичные крепления, упал на диван и по очереди вогнал ступни в объятия высоких роликовых ботинок. Старый отцовский подарок, презент из-за бугра. Ещё на шнуровке, тележка с четырьмя широкими попарно расположенными колёсиками, как у скейта. Надёжная вещь. Четыре раза уже «резину» менял, а коньки всё на ходу. Привык он к ним, притёрся. А как же, тачки у него нет, а какой русский не любит быстрой езды? Всё, порядок. Сашка притопнул. Нигде не жмёт, не давит. Теперь уж точно броня крепка и ноги наши шустры. Осталось влезть в сбрую, замкнуть её понизу широким поясным ремнём, повязать буйну голову банданой, застегнуть на запястьях перчатки без пальцев, но зато с приклёпанными по тыльной стороне шипами — и всё, готов к труду и обороне. Ах, да! Минуточку, последний штрих. Остатний свёрток, вздёрнутый за хвостик, живо раскрутился, и в подставленную ладонь увесисто шлёпнулась кожаная пластина ножен. Щёлкнула кнопка стопора, и наружу поползла воронёная полоса клинка. Долго ползла. Потому что длинная. Ровно 30 см.
…Решив однажды подарить Рыжему на четвертьвековой юбилей уникальный охотничий нож, какого ни у кого нет, он преисполнился энтузиазма, как оказалось излишнего. Примерно на полпути стало ясно, что он увлёкся и, пожалуй, переборщил. Тем, что у него получалось, было не зверя свежевать, а, скорее, врагов с оттягом рубить. Другие охотники Рыжего бы засмеяли. Пришлось срочно всё бросать и производить нечто более приемлемое. Гарику подарок понравился. Но позже Сашка всё-таки вернулся к своему первоначально недоделанному произведению и довёл его до ума. Так появился на свет этот нож-переросток. Обоюдоострый в верхней трети клинка, с волнообразной пилкой по обуху, лёгким ятаганным изгибом лезвия и значком изящно раздувшейся кобры у самой рукоятки. Его вполне можно было считать родственником достигавших полуметра и более боевых ножей древности. У тех племён и народностей, что любили это оружие, классический меч долго не находил широкого применения. За ненадобностью. Как говорится, при такой булавке и шпага не нужна…
Сбруя не зря сразу же замышлялась универсальной. Убранный обратно в ножны, потомок кремнёвого рубила уютно улёгся повдоль спины, рукояткой вниз наискосок от левого плеча — только найденные на ощупь замки креплений щёлкнули.
Удерживая на лице хмурое выражение предельной решимости, Сашка завершил гонку вооружений тем, что извлёк из ящика и привесил спереди на пояс два гладких шарика размером чуть меньше теннисного мяча — самодельную карманную артиллерию. Вот теперь точно всё. Во всех смыслах, включая (тьфу, тьфу, тьфу) нежданный прихват родными органами… Но тут он представил, что вылезает наружу безоружным, и его мигом передёрнуло ледяным ознобом. Фигушки! С пустыми руками не на бой как на праздник ходить, а только на собственные похороны. А с другой стороны, хорошо, что его никто не видит.
— Ты куда это парень, такой крутой? На войну?
— Да нет, хочу прогуляться тут промеж отстойников.
— Понятно. А эти штучки «заместо бижутерии»?
— Полтергейст, понимаешь, шалит. Барабашки злые покоя не дают, сглазил кто-то. Буду обороняться.
А что ещё скажешь? И посторонний наблюдатель уверенно подумает: «Ага, приятель, крыша у тебя едет, а в форточку вовсю лезет паранойя. Ну, успехов!»
Самое правильное и, по-видимому, единственно возможное в таком бредовом положении — положить на всё это с привесом. Пусть органы, пусть псих, пусть горячка белая — зато живой!
Обогнув стол, из-под которого за ним внимательно следил Джой, Сашка подкатился к выходу.
— Остаёшься за главного,— сказал он псу.— Никого не впускать, пленных не брать. В случае чего, прошу считать меня пофигистом.
И соответствующую эпитафию добавил Воронок про себя: «Хорошему парню, до последнего защищавшему экологически чистый продукт от посягательств нечистой силы. Эх, и чего это мне так весело? Не к добру»,— вздохнул он и, прихватив с полки казённый фонарик, распахнул дверь.