Спустя три минуты Воронков быстрым шагом двигался по тропинке к дороге, а Джой бежал где-то рядом — может быть, совсем близко, но плотная серая пелена не давала разглядеть ничего дальше полутора-двух десятков метров.
По логике, которую здравый смысл всячески поддерживал, покидать станцию никакой необходимости не было. До сих пор «они» вполне успешно проделывали свои фокусы с Сашкой вне зависимости, где он находился — в хорошо знакомой «им» квартире или в городе. Но иррациональное, хотя от этого не менее явственное, ощущение того, что паноптикум на «Южной» будет продолжаться чем дальше, тем веселее, гнало Воронкова прочь, и, в конце концов, он поддался, оправдавшись сам перед собой тем, что надо забрать из дома оставшиеся патроны.
Вроде бы ничем конкретным ощущение не подтверждалось: «человекообразные» оставались в тех же позах, серая груда в отстойнике лежала тихо и мирно, загадочных звуков и прочих грозных знамений тоже не наблюдалось, но с каждой минутой на Сашку всё сильнее и сильнее давило предчувствие: вот, вот, сейчас произойдёт ещё что-то, с чем невозможно будет справиться…
И поэтому он, если называть вещи своими именами, попросту сбежал. На этот раз никаких объясниловок, оправдывающих творящийся на станции разгром, Сашка писать не стал: при всём желании ничего логичного он сочинить сейчас не смог бы. Кроме того, перспектива снова заходить в директорский кабинет, где телевизор демонстрирует такие интересные передачи, не показалась слишком уж соблазнительной…
Троллейбусная остановка за ночь не претерпела никаких изменений. По растворяющейся в тумане дороге время от времени проезжали машины, и вроде бы было всё как обычно. Вот только ни одного троллейбуса Воронков пока не увидел — а ведь примерно в это время, время смены на химзаводе, транспорт должен был ходить чуть ли не каждые три минуты.
Джой, появившись словно ниоткуда, молча уселся на землю, а его хозяин сначала, нервничая, стоял, покачиваясь с пятки на носок, а потом начал мерить шагами маленькую асфальтовую площадку остановки. Могло, конечно, быть так, что по какой-то причине на линии отрубили электричество, но тогда…
Что бы было тогда, Сашка придумать не успел: сначала издали послышался страдальческий вой электродвигателя, а потом из тумана реализовался и сам троллейбус, который, не останавливаясь, прокатил мимо. Воронков успел разглядеть плотную массу людей, спрессованных так, что двери можно теперь открыть разве что монтировкой, и понял, что в ближайшее время уехать ему вряд ли удастся.
«Да уж,— решил Сашка, оценивая продолжающий сгущаться туман.— И этот-то водила небось уже не рад, что выехал. А остальные будут ждать, пока не развиднеется! Давненько такой хмари не было — пожар, что ли, где-то поблизости?»
Разочарованный, он сунул руки в карманы куртки и снова неторопливо двинулся вдоль павильончика… И вдруг остановился: там, дальше, в тумане, неясно что-то белело. Сашка сделал несколько шагов вперёд и сообразил — да ведь это тот самый белый бетонный забор! Вернее, два забора, между которыми есть тропинка, ведущая в город коротким путём!
Он покрутил головой: что направо, что налево, забор скрывался в серой дымке, становясь каким-то нереальным, но прямо перед Сашкой всё было видно чётко: вот подсыпанные землёй снизу бетонные плиты, вставленные выступами в бетонные пирамидки опор, вот щель между ними с уходящей туда тропинкой, вот лопухи, наросшие по бокам тропинки — ничего сверхъестественного! Вот только позавчера здесь этого забора не было…
Воронков пожал плечами и направился обратно к дороге, ориентируясь на звук неторопливо ползущей по ней машины. «Троллейбус — это наше, местное,— думал он.— Надо быть патриотом и пользовать своё, а всякие там игры с мирами-пластами пусть играют те, кому это надо».
За стеной тумана скрипнули тормоза, и машина-ориентир остановилась примерно где-то в районе остановки, продолжая ровно урчать двигателем на холостых оборотах. Неужто директора принесло? Или Олег тачку отловил? Хм‑м, в такую-то рань…
Сашка остановился и поймал себя на том, что даже дышать старается тише. А от остановки донёсся негромкий, но грубый и самоуверенный голос:
— Колян, там тропиночка такая… Встань побоку.
Потом раздался характерно-неразборчивый звук — грубого что-то спросили по рации. Тот ответил:
— Да, мы на остановке. Сам тормозни у знака, а Серый пусть, наоборот, дальше проедет. Тут туман, не видно ни бельмеса, как бы не разминуться.
Другой голос, помоложе и позвончее, но такой же уверенный в себе, воскликнул:
— Эй, ты куда?!
— Да хрен с ним,— бросил грубый.— Пусть бежит. Раз собака здесь, значит скоро и сам придёт, падла.
«Джой, наверное? В таком случае, похоже, что „падла“ — это я…» — Сашка жестом, ставшем уже привычным, извлёк «Мангуста» на свет божий. Хотя какой там свет — серовато-белая размазня продолжала висеть в воздухе, не проявляя ни малейшего намёка на просветление.
Воронков начал осторожно сдвигаться назад, к забору, и тут же все его попытки остаться незамеченным полетели к чёрту: из тумана появился Джой и, увидев его, громко залаял: