Коридор между заборами (попытка пересечь чёрную полосу, идя вдоль неё)

С этой мыслью он ногой — чтобы не терять времени — толкнул вперёд кривую рукоятку на трансформаторе. Тот загудел на высокой ноте, звук становился всё громче, громче, запахло горящей изоляцией… Но Воронков не смотрел на него. Его взгляд был прикован в двум «людям», по телам которых сначала забегали голубые искорки, их становилось всё больше и больше наконец искорки слились в яркое сияние и…

Трансформатор задребезжал и затрясся так, словно внутри у него стоял высокооборотный электродвигатель, раздалось не сколько хлопков — громких, почти что взрывов — и гудение прервалось, а из щелей на корпусе повалил едкий, противный дым. Воронков закашлялся, спрыгнул с верстака и осторожно вылез в выбитое окно.

⁂

Где-то далеко-далеко, там, где всё просто и понятно, где не бродят по ночам мотоциклисты с рыцарскими копьями и чуваки, жующие железо, вставало солнце. Для Сашки же рассвет обернулся всего лишь превращением черноты ночи в сырую и туманную серость утра, и это превращение произошло как раз за то время, пока он прятался в мастерской.

Две человекоподобных фигуры всё так же стояли у стенки, с зажатым в зубах проводом, а струйки тумана текли у них между ногами, грозя вскоре залить их с головой. Фигуры стояли — и только.

Он опасливо подошёл поближе, готовый в любую секунду отпрянуть, и всмотрелся. «Люди» не двигались, и от них тянуло такой же пластмассово-резиновой гарью, как и от погибшего трансформатора. Воронков подобрал с земли какую-то деревяшку, осторожно ткнул одного из них, потом с силой нажал. «Человек», не меняя позы, тяжело повалился на землю, словно плохо закреплённая гипсовая статуя — только для гипсовой статуи он оказался очень уж тяжёл.

Валить второго Сашка не стал — зачем? К тому же где-то на той стороне дома бродит и третий — а трансформатор уже сгорел! Как бы его сюда не принесло. Вновь вспомнив об осторожности, он резко обернулся, и тут же понял, что сделал это слишком поздно.

«Третий» стоял буквально в двух шага от него, и его глаза, похожие на стальные шарики, смотрели прямо Воронкову в лицо. Ладонь, сжимающая рукоять «Мангуста», противно вспотела, но мысль работала чётко: «Один выстрел. У меня один выстрел, но для него надо выбрать момент — чтобы поднять руку нужно время. Этого времени он мне может не дать…»

— Ишш… Ишш…— издал вдруг шипение «человек», со свистом втянул воздух и зашипел вновь, но теперь это сложилось в почти членораздельную фразу:

— Ишкажите… Што билетами на кгас-с-строли нанайтс-сев-ф??

— Че… чего?

— Исшж-ж-вините, каш-ш-шется я ош-ж-шибшя…

С этими словами «человек» повернулся к Воронкову спиной и неуверенными движениями побрёл в туман. Сашка сделал пару шагов назад, обессилено прислонился спиной к стене и захохотал.

⁂

Наверное, это было истерикой — длительное напряжение психики не могло пройти даром, и подсознание выбрало подходящий момент, чтобы это напряжение сбросить, выплеснуть в окружающий мир во взрывах дурацкого смеха. Тело Воронкова сотрясалось, он сгибался пополам и держался за живот, казалось, вот ещё чуть-чуть, и он попросту умрёт — не сможет вздохнуть и всё, конец.

Но до этого дело не дошло. В очередной раз он со всхлипом втянул в себя воздух для нового приступа и вдруг неожиданно понял, что не видит в событиях ничего смешного. Ну просто абсолютно ничего, чем можно было объяснить только что обуревавшее его веселье.

Сашка поднялся на ноги и смахнул с глаз навернувшиеся слёзы.

— Ну дурдом! — полураздражённо-полуудивлённо бросил он в сторону ушедшего «человека», потом представил, как глядел со стороны сам, идиотски хохочущий, и добавил: — А я, похоже, в его клиента превращаюсь, медленно, но верно. В полном соответствии с планом командования — так, что ли?

«А действительно, чем плоха гипотеза? — продолжала мысль работать в том же направлении.— Не взяв насквозь героического и непобедимого меня силой, неведомый враг решил обработать меня психически».

Он вспомнил воткнувшуюся в стену железяку, и запоздало поёжился.

«Какая уж тут к чёрту психология, такой бросок черепушку как топором снесёт! Только и надежды, что на „Мангуста“… Конечно, если я Альбу понял правильно, и моя пушка действительно обладает какими-то сверхъестественными боевыми качествами. Хотя вот „медведю“ от моих выстрелов было ни жарко ни холодно — так, может, дело в чём-то другом? Блин, ребус на мою голову… Сейчас как возьму, да как выкину свою железяку на фиг, прямо в этот отстойник, и гребись оно всё конём!»

Сашка представил себе, как «Мангуст» плюхается в зловонную жижу, уходит куда-то на дно — а вместе с ним уходят на дно три года работы, три года удач и разочарований, ошибок и находок. Представил, и понял, что сделает это только если… Да вообще ни при каких обстоятельствах не сделает!

Он ещё раз глянул на пистолет в своей руке, удивляясь, какая фигня способна прийти на ум в минуту слабости, и пристроил «Мангуста» на место, под плечо.

⁂