— Как не потерплю ущерба?! — вскричала Коринна. — Когда самое глубокое чувство в моей жизни будет растоптано! когда мое сердце будет разбито!
— Общество об этом не узнает, и, если вы это скроете, ваша репутация не пострадает.
— А зачем мне считаться с мнением общества? Разве лишь для того, чтобы иметь больше очарования в глазах любимого человека?
— Любовь проходит, — возразил граф д’Эрфейль, — но человек продолжает жить в обществе и нуждаться в нем.
— Ах, если бы я могла подумать, — ответила Коринна, — что наступит день, когда любовь Освальда не будет для меня всем на свете, если бы я могла это подумать, я бы уже перестала любить его. Разве человек любит по-настоящему, если он уже предвидит время, когда любовь его пройдет? Если любовь сродни религиозному чувству, то потому, что она всецело поглощает человека и любящий обретает счастье в полном самоотвержении.
— Что вы мне говорите? — перебил ее граф д’Эрфейль. — Может ли такая умная женщина, как вы, забивать себе голову подобными бреднями? Нам, мужчинам, на руку, когда женщины думают, как вы: мы имеем тогда на них больше влияния; но вы не должны терять свои преимущества: они вам еще пригодятся в жизни.
— Пригодятся мне! — воскликнула Коринна. — Ах, я многим обязана своему женскому чутью: благодаря ему я поняла все благородное и возвышенное в характере лорда Нельвиля.
— Лорд Нельвиль такой же человек, как и все, — возразил граф д’Эрфейль. — Он вернется к себе на родину, будет делать там карьеру, он сохранит благоразумие; а вы, отправляясь вдвоем с ним в Неаполь, безрассудно рискуете своей репутацией.
— Я не знаю намерений лорда Нельвиля, — ответила Коринна, — и, быть может, мне следовало бы поразмыслить прежде, чем полюбить его; но теперь какое значение имеет еще одна лишняя жертва? Разве моя жизнь не зависит от его чувства ко мне? Напротив, я даже нахожу некую отраду при мысли о том, что могу всего лишиться: ведь так всегда бывает, когда ранено сердце; правда, свет может считать, что кое-что у меня останется, но мне приятно думать, что я выпью всю чашу горя до дна, если лорд Нельвиль покинет меня.
— А знает ли он, в какой мере вы рискуете для него своим добрым именем? — продолжал граф д’Эрфейль.
— Я старалась по возможности тщательно скрыть это от него, — ответила Коринна, — а так как он недостаточно знаком с обычаями нашей страны, то мне удалось несколько преувеличить существующую свободу нравов. Прошу вас, обещайте мне не говорить ему ни слова об этом; я хочу, чтобы он был свободен, неизменно свободен в своих отношениях со мною: я бы не могла быть счастлива, если бы он хоть чем-нибудь поступился ради меня. Мое счастье — это цвет моей жизни, и ни доброта, ни нежность не смогут его оживить, если он увянет. Итак, я заклинаю вас, милый граф, не вмешивайтесь в мою судьбу; все, что вам известно о сердечных привязанностях, не имеет ко мне отношения. Все, что вы говорите, справедливо и вполне разумно в применении к обычным обстоятельствам и обычным натурам. Но вы невольно причинили бы мне зло, если бы стали судить о моем характере, исходя из общепринятых представлений, которые основаны на прописных истинах. Я страдаю, наслаждаюсь и чувствую по-своему, и тот, кто хочет содействовать моему счастью, должен внимательно присматриваться ко мне.
Самолюбие графа д’Эрфейля было несколько задето тем, что его советы оказались бесполезными и Коринна столь открыто выказывала свою любовь к лорду Нельвилю; граф хорошо знал, что он не был ею любим, он знал также, что она любит Освальда; и все-таки ему не хотелось себе в этом признаться. Когда мужчина нравится женщине, это всегда неприятно другому мужчине, даже его лучшему другу.
— Я вижу, что ничем не могу вам помочь, — сказал граф д’Эрфейль, — но, если вы будете очень несчастливы, вспомните обо мне; а сейчас я решил покинуть Рим: без вас и без лорда Нельвиля мне будет здесь смертельно скучно; но, вероятно, я встречусь с вами обоими — или в Италии, или в Шотландии, потому что за неимением лучшего мне пришла охота путешествовать. Простите мне мои советы, очаровательная Коринна, и будьте уверены в моей неизменной преданности.