Коринна, или Италия

При этих словах Люсиль покраснела еще сильнее, чем тогда в парке, и села рядом с матерью; взяв со стола вышивание, она углубилась в работу, не поднимая глаз и не вмешиваясь в разговор.

Лорд Нельвиль был слегка раздосадован ее поведением: ведь не могла же Люсиль не знать, что в свое время шла речь об их браке; и хотя ее прелестное лицо все больше его поражало, он вспомнил слова Коринны о том, как могло подействовать суровое воспитание леди Эджермон на ее дочь. В Англии молодые девушки пользуются в общем большей свободой, чем замужние женщины, и их рассудительность и чистота нравов оправдывают этот обычай; но леди Эджермон не признавала его и считала, что не только дамам, но и девицам — всем женщинам вообще — при всех обстоятельствах жизни приличествует самая строгая сдержанность. Лорд Нельвиль собирался, как только опять останется наедине с леди Эджермон, сообщить ей о своих намерениях относительно Коринны; но Люсиль не выходила из комнаты, и леди Эджермон до самого обеда вела беседу на всевозможные темы, и простота и твердость ее суждений невольно внушали лорду Нельвилю уважение. Правда, ему хотелось возразить ей, когда она высказывала свои прочно установившиеся взгляды, которые он далеко не всегда разделял; но он догадывался, что если скажет хоть слово, противоречащее ее понятиям, то она составит о нем раз навсегда неблагоприятное мнение, и боялся сделать первый шаг, совершенно непоправимый в глазах особы, которая не признавала ни оттенков мыслей, ни изъятий из правил и судила обо всем, руководствуясь общепринятыми понятиями.

Наконец доложили, что подано на стол. Люсиль подошла к матери и подала ей руку. Только тогда Освальд заметил, что леди Эджермон двигается с большим трудом.

— Я очень тяжело больна, — сказала она лорду Нельвилю, — и, быть может, моя болезнь смертельна.

При этих словах Люсиль побледнела. Леди Эджермон увидела это.

— Однако заботами моей дочери, — продолжала она с нежностью в голосе, — моя жизнь уже однажды была спасена, и, быть может, благодаря ей, я проживу еще много лет.

Люсиль потупилась, чтобы никто не заметил ее волнения. Когда она подняла голову, глаза ее были еще влажны от слез, но она уже не посмела взять руку матери; все свои чувства она таила в глубине сердца и при посторонних спешила скрыть свои переживания. Однако Освальд был глубоко тронут ее сдержанностью и самообладанием; еще недавно он восхищался пылкостью речи и страстным выражением чувств, но теперь с умилением взирал на это воплощение невинности, и ему казалось, что Люсиль окружена каким-то ореолом целомудрия, пленявшим его взоры.

Во время обеда, желая избавить мать от малейшего утомления, Люсиль заботливо прислуживала гостю, но ее голос он слышал, лишь когда она предлагала ему то или иное блюдо, однако эти незначительные фразы она произносила с такой очаровательной нежностью, что лорд Нельвиль спрашивал себя: как может в самых простых словах и обыкновенных движениях таиться столько чувств? «Как велико обаяние гениальной Коринны и как много она дает, — думал он. — Но и эта кроткая скромность, окутанная дымкой таинственности, говорит о нравственном совершенстве, о котором можно только мечтать». Леди Эджермон и ее дочь встали из-за стола, и лорд Нельвиль хотел последовать их примеру; но хозяйка дома, свято соблюдавшая английские обычаи, попросила его не подниматься с места, покамест она и Люсиль не приготовят чай в гостиной, и он присоединился к дамам лишь через четверть часа.

Весь вечер лорд Нельвиль не имел возможности ни на минуту остаться наедине с леди Эджермон, так как Люсиль не отходила от нее. Он не знал, что ему делать, и уже собирался уехать в соседний городок, с тем чтобы утром вернуться к леди Эджермон и продолжить начатый разговор, когда она предложила ему переночевать у нее. Он охотно согласился, не придавая особого значения этому предложению, однако тотчас же раскаялся, заметив по взгляду леди Эджермон, что она рассматривает его согласие как доказательство того, что он еще имеет виды на ее дочь. Тем больше у него было оснований просить ее переговорить с ним, и она назначила эту беседу на следующее утро.

Леди Эджермон приказала слугам отвести ее в парк. Лорд Нельвиль предложил ей пройти несколько шагов с его помощью.

— С величайшей охотой, — отвечала она, пристально на него посмотрев.

Люсиль уступила ему руку матери и промолвила шепотом, чтобы та ее не услышала:

— Милорд, идите помедленнее!