Коринну так поразила мысль о превосходстве сестры, что ей было даже стыдно соперничать с такой красавицей. По сравнению с этой невинностью талант казался ей чем-то надуманным, ум — слишком деспотичным, страсть — чрезмерно грубой; и хотя Коринне не было еще двадцати восьми лет, она уже предчувствовала ту пору, когда женщина с грустью перестает верить в свое очарование. В душе у нее боролась ревность с какой-то горделивой робостью; и она откладывала со дня на день столь желанное и столь страшное свидание с Освальдом. Ей стало известно, что на другой день в Гайд-парке состоится смотр его полка, и она решила туда поехать. Возможно, что там будет Люсиль, подумала Коринна, и она своими глазами увидит, какие чувства питает Освальд к ее младшей сестре. Сперва Коринне пришло в голову принарядиться и неожиданно предстать перед ним; но, увидев в зеркале свои черные волосы, смуглое от итальянского загара лицо с резкими чертами, о выражении которого она не могла судить, она пришла в уныние. Она видела в зеркале воздушную головку сестры; и, отбросив прочь все украшения, какие она примеряла, Коринна надела черное платье, сшитое по венецианской моде, закуталась в мантилью, какие носят в Италии, и забилась в уголок кареты.
Едва она приехала в Гайд-парк, как увидела Освальда, скакавшего во главе своего полка. В мундире у него был необыкновенно блестящий и внушительный вид; он правил конем с безукоризненным изяществом и ловкостью. Торжественная пленительная музыка словно призывала воинов сложить свою голову за отечество. В толпе Коринна видела элегантных и просто одетых мужчин; лица их выражали доблесть, а лица красивых и скромных женщин дышали добродетелью. Солдаты, казалось, глядели на Освальда с доверием и преданностью. Заиграли знаменитый гимн «Боже, спаси короля», столь дорогой сердцу англичан.
— О достойная, прекрасная страна, — с жаром воскликнула Коринна, — страна, которая должна была стать моим отечеством! зачем я покинула тебя? Что значит преходящая слава по сравнению со столькими доблестями? и какая слава, о Нельвиль, может сравниться с честью быть достойной тебя супругой?
Раздавшийся вдруг военный марш напомнил Коринне об опасностях, грозивших Освальду. Она долго смотрела на него и промолвила со слезами на глазах: «Пусть живет он, хоть и не для меня! О Боже, сохрани его!»
В эту минуту подъехала в коляске леди Эджермон; лорд Нельвиль почтительно ей поклонился, опустив свою шпагу. Коляска несколько раз проехала взад и вперед. Все любовались красотою Люсиль; Освальд смотрел на нее восхищенным взглядом, и сердце Коринны разрывалось. Несчастной был знаком этот взгляд: некогда он был устремлен на нее!
Лошади, которые лорд Нельвиль предоставил в распоряжение леди Эджермон, резво неслись по аллеям Гайд-парка, а карета Коринны медленно следовала позади, словно двигалась в траурном кортеже. «Ах! — думала Коринна. — Все было по-другому, совсем по-другому, когда я в первый раз увидела его, поднимаясь на Капитолий; с триумфальной колесницы он ввергнул меня в бездну страданий. Я люблю его, и все радости жизни кончились для меня. Я люблю его, и все дары природы погибли для меня. О Боже мой, прости ему это, когда меня не будет!» Освальд проехал на коне мимо Коринны. Его поразило ее черное платье, сшитое по итальянскому фасону. Он остановился, объехал вокруг ее кареты, затем возвратился назад, пытаясь разглядеть лицо спрятавшейся там женщины. Сердце Коринны бурно забилось: больше всего она боялась упасть в обморок и тем самым выдать себя; однако она справилась со своим волнением, и лорд Нельвиль скоро позабыл о женщине в карете. Когда смотр полка окончился, Коринна, чтобы больше не привлекать внимания Освальда, улучив момент, когда он не мог ее видеть, вышла из кареты и, пробравшись сквозь толпу, спряталась за деревьями. Освальд подъехал к коляске леди Эджермон и, указывая на смирную лошадку, которую привели его слуги, попросил у матери разрешения покатать верхом Люсиль, не отъезжая далеко. Леди Эджермон дала согласие, но наказала ему внимательно следить за ее дочерью. Лорд Нельвиль спешился; он стоял, обнажив голову, у коляски леди Эджермон и разговаривал с ней почтительно, с подчеркнутым вниманием, и Коринна поняла, что он расположен к матери, так как неравнодушен к дочери.