Кормчая книга

Стараясь не шуметь, Смут шел по узкой тропинке. Ему было тесно, он отводил ветки руками, сдерживал дыхание, остро ощущая свою тяжесть и неуклюжесть.

И увидел светлое, ощутимо вогнутое, как линза, озеро.

Что космонит рассматривает в воде? Здесь водится рыба? Можно ли нарушать его уединение?

Ее уединение, – поправил он себя.

Я опять ошибся. Пепельные балахоны делают космонитов слишком похожими друг на друга. Балахоны обессмысливают их индивидуальность.

Космонитка подняла голову.

Она была совсем небольшого роста – по грудь Смуту, может, чуть ниже. Узко вытянутые глаза синели, как лед. Она свободно слышала его мысли, он был для нее абсолютно прозрачен. «Вы говорите не совсем то, что думаете, – без улыбки произнесла она. – Вы так привыкли? Вам это не мешает?»

Он пожал плечами.

Он внимательно разглядывал ее.

Он еще не знал, чего он, собственно, ищет. Сходства с той, которую он спас на станции Калхас? Смог бы я узнать, обняв ее?

– Я – Хунни, – улыбнулась космонитка. Конечно, она его слышала. Плектрон давно связал всех космонитов воедино. – Вы родились на Земле?

– Да. Это моя родина.

– Родина?

Теперь улыбнулся Смут. Он употребил слово, вышедшее у космонитов из употребления. Они не знают понятия родина, они не чувствуют и не хотят чувствовать себя уроженцем какой-то определенной пространственной точки. Какой смысл вычислять условные координаты рождения? Достаточно сказать – Пояс.

– Я знала, что однажды встречу землянина.

– Здесь? Разве в Шестнадцатом торе бывали земляне?

Она улыбнулась.

Он не мог сбить ее с толку.

Она действительно слышала все, что он оставлял за словами.

– Пространство набито вашими кораблями. А корабли набиты вами. Когда ваши корабли идут сквозь Пояс, у нас болят головы. Вы засоряете эфир бессмысленной болтовней. Когда начнется транспортировка юпитерианской материи, жизнь в Поясе станет невыносимой.

Помолчав, она добавила:

– Как на Земле.

И медленно подняла на него прищуренные глаза:

– Вы запоздали с выходом в Космос. Мы ждали вас, но вы не спешили. Вы никак не могли решить свои земные дела. Несколько веков ожидания, это немало. В некотором смысле, необходимость встречи отпала.

– Вы, правда, так думаете?

Хунни повернула голову и Смут увидел мочку гладкого маленького уха, ровный изгиб скулы… Где я все это видел?… Во снах?…

Хунни услышала.

От нее не укрылось внезапное смущение Смута.

Помогая землянину, она коснулась его руки и это прикосновение обожгло его.

– Смотрите, Смут, – она явно хотела ему помочь. – По сравнению с вами я почти ребенок. Чисто физически, понятно. Увидев мои следы, вы так и подумали, да? Но я не ребенок. Я взрослая. Земляне часто ошибаются. Это не потому, что вы сильно отстали от нас. Просто у нас все разное – ощущение мира, форм, объемов. У вас все как бы смещено, но мы еще схожи… – Она мягко провела пальцем по мощному локтю Смута. – К сожалению, мы все еще схожи… Сильней, чем хотелось бы… – Она удрученно глянула ему в глаза: – Почему Вселенная столь однообразна?

– О чем это вы?

Хунни вздохнула, не отпуская его руку.

– И мы лишены свободы… Мы все еще заперты в наших клетках…

ЧЕЛОВЕК ЕДИН.

– Един? – она снова его услышала. – Какое самодовольство!

– Но в этом можно укорить и вас.

– Нас? – синие глаза Хунни заледенели. – Это вы бессмысленно таскаетесь по пространству в герметичных бронированных ящиках, которые горят и взрываются. Это вы вымираете от все новых и новых болезней в тесноте каменных городов и впадаете в черную тоску в сырых колониях. Это вы теряете больше, чем находите. Это ваши мысли не имеют точных очертаний… Не надо искать, Смут, – покачала она головой. – Даже не надо сравнивать… – Она действительно слышала все его мысли. – Не надо искать мою сестру с Ио…

– Сестру?

– В Поясе мы все – сестры… Даже больше, чем сестры… В некотором смысле, она – это я… Если нас не слышать, Смут, нас можно даже перепутать… Вы напрасно придаете столько значения собственным телам… Наши тела вызывают у нас ненависть… Мы ненавидим их…

– Ненавидите? – Смут окончательно растерялся. – Но ведь это ваши тела! Я, например, не вижу в них никаких изъянов. – Он, конечно, кривил душой, потому что никогда не видел обнаженных космониток. – Может, некоторая хрупкость… Но в пределах пониженной гравитации… Как можно ненавидеть собственное тело? – спросил он искренне. – У нас ведь нет другого.