Читаем Корнеты и звери (Славная школа) полностью

Корнеты и звери (Славная школа)

Полуэскадроны выстраиваются по сторонам площадки, лицом друг к другу, и между ними, немного отступя назад, — чтобы лучше видеть все построение, — становится впервые новый вахмистр эскадрона.

Это — «земной бог».

Никто из молодых даже не смеет приблизиться и заговорить с этим «земным богом» — настолько высока и почетна его фигура.

Можно обратиться по службе и по делу к своему «взводному вахмистру» — и то в случаях исключительных, дабы не беспокоить его с пустяками.

Но «бог земной» — для молодежи — недосягаем.

Он и живет отдельно от других юнкеров — в особой комнате, смежной с первым взводом, куда, разумеется, может быть вхож только старший курс.

***

После утреннего чая происходит разбивка по взводам, на которую является эскадронный командир.

Мы опять выстроены на средней площадке — и около нас деловито прохаживаются четыре взводных вахмистра.

— Сейчас придет полковник, молодежь! — предупреждают нас корнеты. Отвечать на его приветствие отчетливо, без крика, но и не вяло! Полковник — строг, но справедлив, и со слезами на глазах просил нас «продернуть» молодежь!

Полковник, конечно, никого ни о чем не просил — но так принято говорить молодежи по традиции — и мы с сердечным трепетом ожидаем прихода эскадронного командира.

И он появляется.

Это — полковник Константин Адамович Карангозов, известный в свое время в кавалерийском мире Нижегородец, Георгиевский кавалер 1877 года, редкий по своим качествам знаток коня и настоящий профессор конского экстерьера[2].

Среднего роста, широкоплечий, с изящными, слегка изогнутыми, кавалерийскими ногами, с орлиным носом и черными, пушистыми бакенбардами — он производил на всех неизгладимое впечатление, которое еще более дополнял маленький белый крест Св. Георгия, — такой редкий в то время на офицерах, висевший в петлице его сюртука.

Человек отчаянной и беззаветной храбрости, лихой наездник грузинской крови — Карангозов в войну 1877-го года с небольшой горсточкой нижегородских драгун, пожалуй, даже неожиданно сам для себя — взял в конном строю турецкое укрепление, перескочив, как через барьер, через его бруствер и обратив этим занимавших укрепление турок в полное замешательство.

***

На разбивку, сопровождая Карангозова — приходят и все сменные офицеры.

Кроме уже известного читателю «милого Саши» — А. И. Сорокина — здесь же и Глеб Петрович Богинский, штабс-ротмистр «Боря» Гиппиус, хорошо известный спортивному миру того времени Вилламов, очаровательный Ковако в малиновых чакчирах гродненского гусара, добрейшей души ротмистр Корганов, капризный Лишин и всегда весьма философски настроенный украинского полка штабс-ротмистр Пономарев.

Карангозов обходит наши ряды, меряя каждого своим красивым, орлиным взглядом.

— В четвертый… Во второй… В четвертый… В первый…

Вахмистра отмечают распоряжения полковника и разводят нас по местам.

***

День первого сентября — день ужасный и страдный.

В этот день нет еще ни лекций, ни езды, ни других строевых занятий — и корнетство весь день занято нами, нашей приемкой, нашим «продергиванием».

Представление молодежи старшим идет во всех взводах и во всех углах, не ослабевая до позднего вечера.

Кроме знания полков — нам задают вопросы о самых разнообразных видах и предметах кавалерийского быта, и, кроме того, мы должны по своему уметь ответить на вопросы, на которые не в состоянии, как нужно, ответить ни один профессор.

— Молодой такой-то! — подзывает вас к себе какой нибудь корнет. — Что такое прогресс?

Если вы не знаете, что следует ответить на это по традиции славной школы — то будете, конечно, говорить очень много и долго. В особенности попадались на этом молодые люди из бывших «ученых» — т. е. из студентов, лицеистов и правоведов, переходивших на путь кавалерийских юнкеров.

— Прогресс — это движение человечества вперед… Это всеобщее благо, приносимое цивилизацией…

— Ничего подобного. Кругом! Пойдите, молодой, узнайте, что такое прогресс и явитесь мне доложить!

Озадаченный «молодой» направляется на поиски необходимых знаний, которые ему удавалось приобрести все же не так легко.

Нужно было не только узнать, но и вызубрить наизусть целое определение заключавшееся в следующих словах:

— Прогресс есть константная эксибиция секулярных новаторов тенденции коминерации индивидуумов социал…

— Молодой! Что такое жизнь сугубого вандала?

На это следовало отвечать так:

— Жизнь вандала — есть громадный стеклянный шар, на тонком волоске висящий и разбивающейся при малейшем дуновении благородного корнета!

— А что такое механика, молодой?!

Не думайте, что на это следовало отвечать, что механика есть наука.

Следовало отвечать:

— Механика есть ничто иное, как абстракт феноменальной глупости!..