И еще вопрос:
— Молодой! Какие подковы в четвертом эскадроне Лейб-Гвардии Конно Гренадерского полка?
На это не всякий может ответить сразу, и другой молодой долго ходит по товарищам, стремясь познать истину.
А ответ на вопрос весьма простой:
— В четвертом эскадроне Лейб-Гвардии Конно Гренадерского полка подковы обыкновенные!
Тяжел первый день школы. Корнетство не успокаивается со своей «приемкой» до позднего вечера, и даже укладывание после зори в койку не гарантирует молодому заслуженный покой.
— Кальсоны сложены неправильно! Разве это четырехугольник! Потрудитесь сложить как следует!
Вы складываете на ново, затем ложитесь, начинаете засыпать, но через минуту вас кто-нибудь будит снова:
— Молодой! Какие вы пирожки любите больше? С капустой или говядиной?
Слава Богу, что завтра уже начало лекций и строевых занятий! Меньше времени для выполнения традиций!
V[3]
Здорово — иксы, плюсы, зеты —
Научных формул легион —
Банкеты, траверсы, барбеты —
Езда в манеже без стремен!
Часы лекций, часы науки — начинаются от 8-ми утра и продолжаются до полудня, когда наступает перерыв для завтрака.
Классы обоих курсов помещаются в особом классном флигеле, соединенном с главным зданием школы галереей.
В коридоре этой галереи, блестя своею сталью, стоит легкое артиллерийское орудие, мимо которого юнкера по несколько раз в день проходят в обе стороны.
В классах — две половины. Одна, — обыкновенно, правая — занята юнкерами эскадрона; левая — юнкерами казаками сотни, помещающейся над нами этажом выше.
Сотня училища — входит в его состав, но имеет свои особенности и свою историю.
Наук, воспринимаемых юнкерами — достаточно, и кроме общих военных — у нас есть свои особые науки, изучение которых обязательно только для кавалериста.
К числу кавалерийских относится «История конницы» и «Гиппология», причем последняя имеет свои подотделы, в число которых входит «Экстерьер».
Юнкера — слушатели лекций, дробясь по отделениям, имеют на каждый предмет по нескольку преподавателей, из числа коих наиболее памятными являются следующие лица.
Во-первых — преподаватель русского языка и литературы Мохначев — убеленный сединами старец, воспитавший на своих лекциях буквально и отцов, и детей.
С каким чувством и увлечением рассказывал этот почтенный филолог звенящим шпорами юнкерам о бедной Карамзинской Лизе, так горько обманутой Эрастом!
За Мохначевым идет знаменитый преподаватель артиллерии генерал Христич, также не одному поколению сообщивший о том, что
Он также всю жизнь учил и отцов, и детей — и умер во время нашего пребывания в школе, дожив до солидной старости.
Я, как сейчас, помню его похороны, церковь училища, всю обтянутую черным крепом во время отпевания и проводы его к могиле всеми офицерами и воспитателями с хором трубачей во главе.
Тактику читал нам полковник Генерального Штаба Алексеев — впоследствии известный всей Империи Главнокомандующий, а «Историю конницы» — полковник Генерального Штаба Мориц, бывший Владимирский улан.
Полковник Мориц — носивший в наших кругах название Морица-Кавелахтского (от Кавелахтских высот, находящихся в окрестностях Дудергофа и Красного Села, где в мирное время решались тактические задачи под руководством полковника) — читал нам лекции о сражении при Каннах и Гавгамелах — где кавалерию еще заменяли фаланги слонов — читал о подвигах и походах блестящей конницы Густава Адольфа, с увлечением воспроизводил в рассказе знаменитую атаку польских улан при Сомо Сьеро в Испании, о действиях партизана Сеславина в 1812-м году.
Кроме полковника Морица военные науки в наше время преподавались офицерами Генерального Штаба Епанчиным (впоследствии директор Пажеского Корпуса), Осиповым, законоведение читалось полковником Селецким, артиллерию, кроме Христича, читал еще генерал Будаевский.
Военную топографию нам излагал полковник Трамбицкий, фортификацию полковник Фалевич, капитан Колонтай, — а химию и механику, считавшуюся среди нас «науками сугубыми» — читал «штатский» профессор Богаевский.