Корни

Массы обсуждали, как бедные белые на Гаити ненавидят мулатов и светлых. Они даже подписали петицию, и Франция в конце концов приняла законы, которые запрещают цветным выходить по вечерам, сидеть рядом с белыми в церквях и даже носить ту же одежду. Но белых и цветных роднило одно – их общая ненависть к полумиллиону черных рабов на Гаити. Бывая в городе, Кунта сам слышал, как белые со смехом рассказывали, что рабам на Гаити живется гораздо хуже, чем здесь. Черных там избивают до смерти, а порой закапывают заживо. А беременных черных женщин гоняют на работу, пока у них не случится выкидыш. Кунта не хотел запугивать друзей и не стал рассказывать им об еще более бесчеловечных жестокостях. Он слышал, что одного черного прибили гвоздями к стене и заставили съесть собственные отрезанные уши, женщина-тубоб отрезала всем своим рабам языки, а другая завязала черному младенцу рот, и тот умер от голода.

Подобные ужасные истории Кунта слышал последние девять или десять месяцев. Поэтому он не удивился, когда летом 1791 года стало известно о том, что черные рабы на Гаити подняли кровавое восстание. Тысячи черных забивали насмерть и обезглавливали белых мужчин, вспарывали детям животы, насиловали женщин и сжигали все плантации. Север Гаити покрылся дымящимися развалинами. Белые сопротивлялись отчаянно – они пытали, убивали и даже сдирали кожу со всех черных, которые попадали им в руки. Но их было слишком мало, а черный бунт все ширился. К концу августа несколько тысяч выживших белых прятались в убежищах или пытались покинуть остров.

Кунта никогда еще не видел тубобов Спотсильвании такими разъяренными и напуганными.

– Похоже, они перепугались больше, чем из-за последнего бунта в Вирджинии, – сказал Скрипач. – Это случилось через два или три года после твоего появления, но ты тогда еще ни с кем не разговаривал, так что даже не знал об этом. Это началось в Новом Уэльсе, в округе Ганновер в Рождество. Надсмотрщик сильно избил молодого ниггера, а тот набросился на него с топором. Тут подоспели остальные ниггеры, и надсмотрщику едва удалось унести ноги. Он бросился за помощью, а обезумевшие ниггеры схватили еще двух белых, связали их и стали избивать. Но тут примчалась куча белых с ружьями. Ниггеры укрылись в амбаре. Белые пытались выманить их оттуда, но ниггеры сделали себе дубинки из бочарных клепок и набросились на хозяев. Двух ниггеров застрелили, многие черные и белые пострадали. Вызвали патрули полиции, приняли новые законы, и на этом все кончилось, но волнения длятся до сих пор. Гаити снова всполошило белых людей, ведь им отлично известно, что прямо под их носом живет целая куча ниггеров и достаточно искры, чтобы бунт вспыхнул прямо сейчас. А уж если такое начнется, то пойдет повсюду – и тогда в Вирджинии будет то же, что на Гаити.

Мысль эта Скрипачу явно нравилась.

Кунта скоро убедился, что белые боятся за себя. Куда бы он ни ехал, на городских площадях, в торговых лавках, тавернах, церквях – белые повсюду собирались небольшими возбужденными группами. Они краснели и хмурились, когда рядом оказывался он или другой черный. Даже масса, который редко разговаривал с Кунтой – только сообщал, куда его отвезти, – стал произносить эти немногие слова гораздо отрывистее и холоднее. Целую неделю полиция округа Спотсильвания патрулировала дороги и допрашивала всех черных, требуя с них подорожные. А если они вели себя подозрительно или просто казались патрульным сомнительными, их избивали и бросали в тюрьму. На собрании местных плантаторов было решено отменить приближающийся праздник урожая для рабов. Рабам запретили собираться – только на своих плантациях. За любыми танцами, праздниками и молитвами должен был наблюдать надсмотрщик или кто-то из белых.

– Когда масса сказал мне это, я ответила ему, что тетушка Сьюки и сестра Мэнди на коленях молятся Иисусу каждое воскресенье и в другие дни, – рассказывала Белл рабам. – И он ничего не сказал, чтобы наблюдать за нами, так что мы будем продолжать молиться!

Оставаясь в хижине только с Кунтой и Киззи, Белл несколько дней выискивала в газетах, выброшенных массой, последние известия. Она целый час читала большую статью, а потом сообщила всем, что был принят какой-то Билль о правах. Она долго примеривалась, а потом прочла непонятное слово «ра-ти-фи-ци-ро-ван». Но больше всего новостей было о последних событиях на Гаити – впрочем, большую их часть все уже знали. Новости передавали из уст в уста. Бунт рабов на Гаити распространился так широко и быстро из-за суровых ограничений и жестоких наказаний в отношении черных. Сложив газеты и отложив их в сторону, Белл сказала:

– Мне кажется, они ничего не могут сделать против нас – разве что заковать всех в цепи.