– Парень, – произнес масса Ли, – я скажу тебе, что думаю об этих боях, куда мы едем. Думаю, это будут мои последние бои. Не пытайся понять. Мне семьдесят восемь лет. Я больше полувека катался туда-сюда каждый сезон, занимался подготовкой этих птиц, участвовал с ними в боях. Я устал от этого! Слышишь? Я устал, парень! Я делал ставки, получал призы и все надеялся выиграть столько, чтобы построить для нас с женой другой дом. Нет, не такой огромный особняк, о котором мечтал когда-то. Просто
Цыпленок Джордж затаил дыхание, а масса Ли продолжал:
– Вот что я тебе скажу, парень! Ты хорошо служил мне и никогда не доставлял никаких хлопот. Мы выиграем этот приз или хотя бы удвоим наши деньги. Ты отдашь мне свой выигрыш – четыре тысячи долларов, – и мы будем в расчете! Ты отлично знаешь, что вы, ниггеры, стоите вдвое дороже! Я никогда тебе не говорил, но этот богатей Джуитт однажды предлагал мне четыре тысячи за тебя одного, а я не согласился! Вы все будете свободными, если захотите!
На глазах Джорджа выступили слезы, и он бросился обнять массу, но мистер Ли быстро отступил, сам смутившись от собственных слов.
– Господи, масса, вы сами не знаете, что сказали! Мы все так хотим быть свободными!
Голос массы Ли прозвучал неожиданно хрипло:
– Не знаю, что вы, ниггеры, будете делать свободными, когда за вами никто не станет присматривать. Жена замучила меня требованиями избавиться от вас всех. Черт, один только кузнец Том стоит двадцать пять сотен – а он мне еще и деньги зарабатывает! – Масса оттолкнул Цыпленка Джорджа. – Шагай, ниггер, пока я не передумал! Черт! Я, наверное, с ума сошел! Но, надеюсь, и твоя жена, и мамми, и остальные ниггеры поймут, что я не такой плохой, каким они всегда меня считали – я-то знаю.
– Нет, сэр! Нет, сэр! Масса, спасибо, масса!
Цыпленок Джордж стоял и смотрел, как масса Ли торопливо шагает по дороге к большому дому.
Теперь Джорджу, как никогда, хотелось, чтобы того горького спора с Матильдой не было. Он решил сохранить свой драгоценный секрет в тайне, чтобы Матильда, мамми Киззи и вся семья узнала о своей свободе совершенно неожиданно. И все же он чуть было не проговорился Тому и сумел удержаться лишь в самую последнюю минуту. Том, конечно, человек серьезный, но слишком уж он близок с мамми и бабушкой. Он поклянется хранить секрет, а потом выдаст его. Кроме того, это известие расстроит остальных. Сестру Сару, мисс Малицу и дядюшку Помпея придется оставить, хотя они давно уже стали членами его семьи.
Поэтому Цыпленок Джордж на несколько недель с головой ушел в подготовку отобранных восьмерых петухов, стремясь довести их до абсолютного совершенства. И теперь эти птицы спокойно сидели в своих корзинах за ним и массой Ли в большой, специально построенной повозке, катившей по темной дороге. Когда они останавливались на отдых, Цыпленок Джордж замечал, что масса Ли на удивление молчалив.
Рано утром они увидели огромный пестрый ковер, который охватывал не только место боев, но и прилегающее пастбище, быстро заполнявшееся другими повозками, каретами, экипажами, телегами и фыркающими мулами и лошадьми.
–
Завидев массу, кучка бедных белых, пришедших поглазеть на такое зрелище, сразу же разразилась криками.
– Иди к нам, Том!
Поправляя свой черный котелок, Цыпленок Джордж заметил, что масса по-дружески им кивнул, но пошел дальше. Он знал, что такая известность одновременно и вселяет в массу гордость и смущает его. Он полвека занимался бойцовскими петухами и давно уже стал местной легендой. Даже в семьдесят восемь лет он обращался с петухами на ринге так же умело, как в молодости.
Цыпленок Джордж никогда еще не слышал таких громких криков и не видел такого количества повозок. Он начал распаковывать вещи. Проходивший мимо тренер-раб сказал ему, что многие приехали из других штатов, даже из далекой Флориды. Пока они разговаривали, Цыпленок Джордж огляделся и увидел, что зона для зрителей сегодня вдвое больше, чем обычно, но уже заполнена людьми, желавшими обеспечить себе место. Среди людей, непрерывной чередой проходивших мимо повозки, он увидел множество чужих лиц, и белых, и черных, но много и знакомых. Многие узнавали его – и белые, и черные, – и это наполняло сердце Цыпленка Джорджа гордостью. Люди замечали его и начинали перешептываться.
Возбуждение толпы нарастало и достигло пика, когда на ринг вышли три судьи и стали отмерять и размечать линии. Чей-то петух вырвался и стал яростно набрасываться на людей – возникла суматоха, пока птицу загоняли в угол и ловили. Толпа восторженно встречала каждого известного заводчика, особенно тех восьмерых, которые должны были выступать против массы Джуитта и Расселла.
– Никогда в жизни не видел англичанина, – сказал один из бедных белых зрителей, стоявших неподалеку от Цыпленка Джорджа.