Корни Гедониста (СИ)

Эрниль помрачнел, но не осмелился перечить принцу. Забравшись на ложе, он встал на четвереньки, задрал шелковую сорочку и, смочив пальцы душистым маслом, принялся выполнять приказ. Трандуил, злорадствуя в душе, оглядел крепкие ягодицы Эрниля. Тот был и без того достаточно растянут, но Трандуилу казалось, что своим приказом он еще больше унизил давнего соперника. Трандуил вспомнил, как Эрниль посмеивался над другими отроками, когда они, пробуя в первый раз забавы такого рода, морщились от боли, — сам Эрниль уже давно разделял ложе со своим отцом и никогда не упускал возможности похвастать своей опытностью и искушенностью перед остальными пажами. Теперь же от его былой спеси не осталось и следа — Эрниль не смел даже оглянуться на принца, с забавной поспешностью погружая и вынимая из себя блестящие от масла пальцы.

— Довольно, — резко произнес Трандуил. Приподнявшись, он со шлепком положил ладони на бедра пажа — тот дернулся, но уже в следующий момент опустил голову на руки, будто безропотно принимал свою судьбу. Это движение, полное обреченной покорности, до того пришлось Трандуилу по душе, что он раздумал овладевать Эрнилем сразу, как намеревался раньше — вместо этого принцу захотелось поиграть со своей жертвой подольше.

Дернув сорочку пажа вверх, Трандуил обнажил его тело до самых плеч и провел пальцем по позвоночнику, ощущая, как от его прикосновений Эрниль вздрагивает и напрягается. Эрниль был несколько широк в талии, но высок и широкоплеч; под его смугловатой для эльфа кожей чувствовались крепкие мускулы, а на груди и в паху росли жесткие курчавые волосы, темные, почти черные: при дворе злословили, будто его бабка, мать лорда Туралдара, была из гномьего племени. Эрниль развился раньше остальных знатных отроков и полагал это доказательством своего превосходства — но сейчас, растерявший всю свою смелость, он уже не казался Трандуилу ни сильным, ни мужественным. Трандуил знал, что вправе делать с пажом всё, что заблагорассудится, — и эта мысль кружила ему голову. Юный принц вдруг осознал, что теперь он властен над любым из подданных отца; что отныне каждый эльф — будь то нежный отрок или зрелый муж — беспрекословно покорится его воле. Думал ли Трандуил, что власть, о которой он грезил, достанется ему так скоро? Ему хотелось распробовать ее, посмаковать, как дорогое вино, натешиться ею досыта… Трандуил раздвинул руками ягодицы пажа и одним резким движением вошел в него.

Эрниль поперхнулся криком. Единственный сын, избалованный чрезмерной отцовской любовью, он не привык к подобному обращению — а Трандуил, казалось, нарочно делал всё, чтобы доставить Эрнилю как можно больше страданий. Придерживая его за бедра, Трандуил вбивался в него со всей силы, и сдавленные крики и стоны пажа подхлестывали его возбуждение. Тело под ним было жестким, напряженным, совсем не похожим на отзывчивое тело его нежного возлюбленного, лорда Келеборна, — и Трандуил едва ли испытал бы столь острое наслаждение, если бы паж не был Эрнилем, самим Эрнилем, щеголем и задирой, вечным его соперником. Торжествуя окончательную победу над врагом, Трандуил вытащил из него свой член, нисколько не заботясь о том, чтобы не причинить Эрнилю боли, и перевернул его на спину — принц желал видеть лицо пажа, когда станет овладевать им.

Тот и не думал противиться — напротив, Эрниль сам приподнял и раздвинул ноги, открывая покрасневший, растянутый анус. Даже сейчас, лежа лицом к лицу с принцем, Эрниль не смел взглянуть на своего повелителя и отворачивался. Трандуил заставил его повернуть голову. Глядя пажу в глаза, он медленно вошел в него. Эрниль со свистом втянул воздух сквозь зубы. Должно быть, грубые рваные толчки Трандуила, то короткие, то длинные, проникающие так глубоко, что у Эрниля захватывало дух, причиняли боль; но Эрниль, похоже, страшился боли куда меньше, чем немилости принца. Он сам придерживал руками свои ноги, чтобы Трандуилу было удобнее входить, сжимал зубы, чтобы не разгневать принца своими стонами; а когда Трандуил, неожиданно подавшись к нему, впился губами ему в губы, Эрниль послушно приоткрыл рот.

Эта его покорность, такая непривычная для задиры Эрниля, опьяняла Трандуила. Он терзал губы пажа, больше кусая их, чем целуя, и всё быстрее и быстрее вбивался в его скользкий от масла анус. Принцу нравилось думать, что это твердое, сильное тело под ним полностью принадлежит ему, Трандуилу, что он может делать с ним всё, что пожелает — ударить его, сжать, укусить, поцеловать… Трандуил упал на Эрниля, прижимаясь грудью к его груди, и продолжил судорожно толкаться в него своим членом. Он чувствовал, что до последней вспышки наслаждения осталось совсем немного.